НЧЧК. Командировка

Меня прямо-таки перекосило. Да как ты смеешь мне напоминать, с-с-скотина?! Если до этого я еще и питала тайные надежды сгладить углы и со временем замять этот досадный инцидент, то теперь… Все. Ты напал первым. Пеняй на себя, параноик.

«А паранойю там случайно не лечат? На почве хронического трудоголизма и депрессивного психоза? Нет? Жаль. Не судьба, значит, сидеть в соседних палатах. Придется тебе „Елочками“ довольствоваться, бедняжке».

Мы напряженно застыли чуть ли не друг против друга, глядя в разные стороны и очень похоже улыбаясь. Зарин споткнулся в полушаге и остановился, с любопытством нас обоих разглядывая. А вот персонал «Елочек» видывал, кажется, и не такое… Хотя вру, такое они тут вряд ли могли увидеть.

«А не страшно со мной в соседней-то палате? Замучаю тебя фантазиями всякими разными? Не предусмотренными строгими правилами приличий».

Ну это уже слишком. Мало того что сам признается, так ведь еще и ни капли раскаяния! Он всерьез полагает, что может вот так безнаказанно меня оскорбить – и это сойдет ему с рук?

«Это сквозь мягкие стены и после курса таблеточек от бешенства? Не-а, не страшно. Какая-то неделя-другая – и станешь спокойный, ласковый, гадить по углам перестанешь и обои драть тоже. И замки ломать, кстати».

Да, это запрещенный прием. Я знаю. И что?

«Ты ж не любишь ласковых. Забыла?»

Это, кстати, тоже уже не по правилам. Балрог! Это ты на себя намекаешь, что ли?

«Разве? Я, наверное, опять что-то пропустила! Откуда эта информация, сударь?»

А я не понимаю намеков. Вот так-то.

«Из „Лепрекон-клуба“, сударыня! Вам потребен мертвый, чтоб соблюдал приличия, а не то вы ему мозги сожжете в припадке фамильной ярости».

Нет, не я это начала. Не стоило тут касаться моей чести, право же, не стоило. И про тот случай напоминать – тем более.

«Ну вам-то мысль о том, что фамильная честь нуждается в защите, глубоко чужда, не так ли? Полно, а само понятие знакомо ли? Что-то я в последнее время стала сомневаться… А что до мозгов… разве там было что жечь?»

Вот именно. Давай устроим вечер воспоминаний и припомним, кому я действительно сожгла мозг. Напомнить, да? Спасая твою проспиртованную, потасканную шкуру, между прочим! Нет, нет… ты этого не стоишь. Я не стану так себя унижать. Не дождешься.

«Конечно, не было! Какие мозги? Были бы мозги – вы бы сидели сейчас под крылышком у Ытхана и в Колдубинск ни ногой. Интересная штука эта ваша фамильная честь… подразумевает элемент беззакония и самоуправства. Не так ли, сударыня?»

Умный, да? Догадался? Отлично! А теперь докажи это, товарищ уполномоченный следователь. Вперед!

«На все воля провидения, милорд. Есть и высший суд, к которому могут воззвать те, кто позволил топтать себя здесь и сложил оружие. Униженным и оскорбленным полезно знать такие вещи, так что возьмите на заметку, вдруг пригодится. В следующий раз, когда вы вновь изволите поджать хвост».

И это не признание, дружок. Вовсе нет.

«Я уже усвоил, миледи, и взял на заметку. У вас, знаете ли, очень хорошо получается именно унижать и оскорблять».

Не сомневаюсь. У тебя училась.

«Рада слышать. Ведь пример для подражания – вот он, рядышком. Вы такой замечательный наставник, милорд, у вас так славно получилось показать мне, как это делается».