НЧЧК. Командировка

Как хорошо, что теперь в жизни лорда капитана все иначе. Если бы еще гордая дочь знаменитой грифонолетчицы меньше дулась непонятно по какой причине и не сбегала в дом к незнакомому старому лешему, то вообще бы нечего больше желать. Отсутствие напарницы в прямой досягаемости Эрина очень нервировало. Оказывается, привык, что Нол рядом, привык настолько, что готов даже к совместному просмотру «Семи Урукхайев» (в седьмой раз), без единой мысли о чем-то недозволенном.

Легкомысленно списав дурное настроение Нолвэндэ на ряд случайных факторов, как то: утомительную дорогу, общее неприятное впечатление от Колдубинска и общежития, вид жертв в неуютной атмосфере покойницкой и отказ от горчатки, капитан ап-Телемнар решил, что завтра все изменится к лучшему. Они начнут работать, времени на капризы и расстройства не останется, а там, глядишь, Нол надоест слушать нудные морали в исполнении старикашки-лешего, и она вернется… и не будет злиться… и вообще все будет хорошо…

Он сам не заметил, как заснул. Спокойный, уверенный и почти счастливый. Растворились в благих намерениях все планы по самоустранению из жизни леди Анарилотиони (врага лысого Эрин от неё откажется по доброй воле!), и сон, словно теплый весенний ветер, унес прочь смутные сомнения лорда капитана ап-Телемнара – бывшего разведчика, настоящего рыцаря, стража порядка и просто влюбленного мужчины (пафосно, да).

* * *

Раскладывание моих немногочисленных пожитков по стульям и полкам заняло совсем немного времени. Покончив с этим, я с удовольствием воспользовалась местными благами цивилизации и совершила несколько поспешное, с оглядкой, но, безусловно, приятное после тяжелого дня омовение над выдвинутым из-под умывальника баком. Все-таки горячая вода – это прекрасно! Накинув старую аркову рубашку поверх футболки, я почувствовала себя почти совсем как дома. Славно. Теперь надо перекусить, выпить кофе и заняться делом. А! Еще неплохо бы выяснить у хозяина, где тут можно покурить. Как раз с этой целью я и выползла на веранду, где и обнаружила домовладельца в компании большого «ведерного» самовара и красочного дриадского еженедельника «Наш сад».

– Миледи! – Бурат Карлович обрадовался мне, как родной. – Окажите милость, не побрезгуйте… Чайку? Как раз поспел.

– Было бы неплохо… – в сомнениях протянула я. С одной стороны, мне не терпелось уединиться с ноутбуком и фотографиями, а с другой – колоритный дедушка-леший вполне мог просветить меня насчет местных слухов, да и вообще, вежливый гость не станет обижать хозяина отказом от угощения. Да и чаю мне хотелось. А когда радушный леший выставил на стол несколько баночек с медом, я растаяла окончательно. И, конечно, согласилась.

Мед у него был нескольких сортов, темный и светлый, тягучий, наполненный солнцем и запахами лета. Лесной, цветочный и липовый. А еще – редкое лакомство! – даже вересковый мед у него был. Красота!

– Откуда? – восхищенно спросила я, отведав всего понемногу.

– Пчелки у меня, – смущенно похвастался Пинофилло. – Угощайтесь, угощайтесь, миледи!

За чаем время полетело незаметно. Вскоре я уже была полностью в курсе всех мало-мальски важных событий в Колдубинске за последние пару лет, сочувственно выслушала немного грустную историю жизни славного старика и, разумеется, не упустила случая тихонько почитать его.

Старый леший был открыт и прозрачен, словно весенний лесной ручей. Он лучился искренностью и теплом, грелся в лучах общения и был безоговорочно счастлив оттого, что у него наконец-то появилась компания. Одинокому пенсионеру просто был необходим хоть кто-то, готовый его выслушать… От нестерпимого, пронзительного одиночества бодрящегося и славного Бурата Карловича у меня перехватило дыхание, а на глаза навернулись слезы сочувствия. Надо ли говорить о том, какой жгучий стыд я испытала от собственных беспочвенных подозрений в адрес этого милого лешего? Проклятье, старик ко мне со всей душой, а я ему тайные проверки устраиваю! Вот она, профессиональная мыслечтицкая паранойя – пагубное воздействие пилотки с кокардой на мозг. И тлетворное влияние некоего прославленного и орденоносного рыцаря на сознание. Я потупилась и аккуратно покинула мысли Пинофилло, чувствуя, как горит на лбу теперь уже несмываемое клеймо: «энчечекистка». Ну как я могу подозревать каждого встречного? Позор. Так нельзя. Вот и Эрина тоже постоянно подозреваю во всех грехах, от совращения и использования служебного положения в низменных целях до изощренного плана по моему устранению. Стыдно, как же стыдно! Надо с этим что-то делать, что-то в себе менять – и срочно. Да.

Пока я читала сама себе морали, Бурат Карлович засуетился и, в конце концов, достал из ящика стола старенькую глиняную пепельницу.

– Зарин сказал, вы курите, миледи. Вы закуривайте, если хочется, ничего страшного. Если хотите, даже в комнатах.

– Нет, ну что вы… – Я смутилась окончательно. – Как можно! Вы потом дом не сможете проветрить! Нет-нет, только здесь, на веранде, если позволите… а лучше я вообще на улицу выходить буду.

– Если открывать окно, то нет необходимости куда-то выходить.