За стеной громыхала железная дорога, пустые вагоны, ведомые древним электровозом, ныли и стонали, подпрыгивая на сквадраченных рельсах. Колесные пары постоянно застревали, бились и трещали. В этом грохоте, когда стены дрожали так, что рамы вот-вот готовы были вывалиться внутрь, невозможно было внятно произнести ни одного слова. Солдаты сидели на лавках вдоль дальней стены, с криво приклеенными грязными матами, и курили, выплевывая густую сладкую слюну вместе с розово-серым паром. Кое-кто умудрялся в этом грохоте уснуть, заглотнув сразу две конфеты с синтетикой. Раньше, еще лет двадцать назад, над ними бы потешились, поразвлекались, а сейчас всем было лень и наплевать.
Помещение небольшое, относительно остальных зданий, предназначенное изначально под склад запчастей. Сначала кончились запчасти, потом разобрали огромные стеллажи, доломали то, что осталось, превратив в склад ненужного хлама, которое начальство не разрешало выбросить, и каждая обгорелая деталь, часть боевого робота или кусок неразорвавшейся ракеты имели свой номер и место хранения. Все было свалено в одну большую кучу, которая тряслась, как пудинг на тарелке, когда приходил состав. Находиться здесь было строго запрещено, неразорвавшиеся снаряды могли сдетонировать, но и другого места для отдыха солдат не нашлось. На этом складе собирались «освобожденцы», так называли уголовников, которые воевали за собственное освобождение. В самом начале таких солдат называли урками, но госпропаганда сделала из них героев, поэтому и ввели новый термин «освобожденец», понятный для контрактников и офицеров, и по-другому окрашенный для населения. В головах большинства это были спецотряды, первые входившие за укрепления, в самый тыл врага. Входить уже давно было некуда, вся земля вдоль и поперек была расчерчена, разрыта и покалечена, изъедена, пережевана и выплюнута миллионами тон снарядов, ракет, бомб. Возможно, через тысячи лет, когда археологи будущего докопаются до этого слоя, историки будущего будут думать, что здесь был нанесен ядерный удар, эпицентр мировой ядерной войны, погубившей империю и цивилизацию постиндустриального общества. И ошибутся – империя не рухнула, с цивилизацией ничего не случилось, а стратегического и даже нестратегического ядерного оружия никто не применял, побоялись, ссылались на гуманность, открывая для всех истинность значения этого лживого понятия.
Электровоз утащил пустые вагоны, и стало невыносимо тихо. Тишина, как и грохот, звенела в ушах, солдаты недовольно ерзали на своих лежаках, пиная соседей. Далеко от входа, скрытый кучей взрывоопасного мусора, стоял длинный стол, на котором в удивительном порядке были разложены детали неразорвавшегося снаряда. Здесь стояла небольшая плитка, кабель тянулся к лампе на потолке, инструменты на черной тряпице, резиновые перчатки, маска респиратора. Так мог организовать свое место специалист или педант. На других столах с длинными лавками, стоявших ближе к выходу, был сущий ад: недоеденные сухпайки, мятые кружки, грязь, вонь. Никто и не думал убираться или протереть стол, всю грязь и объедки стряхивали на пол и втаптывали ботинками в бетон.
У стены, рядом со столом, на котором лежали части разобранного снаряда, стоял невысокий лысый мужчина в гражданской одежде без знаков различия. К стене был приделан небольшой стол на уровне груди, на котором стояла тарелка с крекерами из червя и фляга с водой. Мужчина задумчиво жевал крекеры и пил воду, смотря на внутренности снаряда. На склад зашел военный в полной амуниции, автомат, как положено, смотрел дулом вверх за спиной, на поясе жестко висели гранаты. Военный шел свободно, скорее, вальяжно, никуда не торопясь. Не снимая шлема, он подошел к мужчине и взял с тарелки два крекера.
– Когда прибудет состав? – спросил мужчина, оторвав взгляд от снаряда.
– Через час. Там что-то должны привезти, но ведомости засекретили, – ответил военный. Он хрустел крекером через открытое забрало, косясь глазами на дремавших солдат.
– Кто разгружать будет?
– Мы, они так решили, – криво ухмыльнулся военный. – Меня бригадиром назначили, ты ответственный.
– Серьезней, Мордвин. Полковник будет при разгрузке?
– Конечно, куда без него, – солдат снял шлем и бросил его на пол. На круглом злом лице щерилась ухмылка. – Думаешь пора?
– Думаю, что да. Зарвался он что-то, надо на место поставить, – ответил мужчина и налил себе еще воды из фляги. – У тебя все готово?
– А то, конечно. Все пройдет как надо. Ребята все знают, сам увидишь, – Мордвин сделал жест рукой, будто бы поправляет клочковатую бороду, не то чешется, не то приглаживает, и из рукава блеснуло черным узкое короткое лезвие. Потайной нож тут же исчез в рукаве комбинезона.
– Блестит, смотри не засвети.
– Георгий Николаевич, обижаете. Я на гражданке не засвечивал, а там камеры получше будут.
– Цапнули тебя, и здесь схватят.
– Не-а, я теперь ученый. А там что? Я уже и забыл, как там живут. Здесь свобода, живи, как понимаешь, – Мордвин захрустел крекерами.