Не ангел

Мэг, любимая!

Пишу коротко, нет времени. Я жив-здоров, дела не так уж плохи. Еда паршивая, и мы немного устали, а в остальном нормально. Казармы неплохие. По большей части это амбары на грязных фермах, хозяйственные постройки и палатки в лесу. Мы движемся через отвратительные грязные поля к линии фронта, к траншеям в шести-семи милях отсюда. Прекрасно чувствуешь себя в канаве по пояс в воде. Вполне хватило для моих новых башмаков! Последний участок до траншей стал сложным — открытое поле, изрытое воронками от снарядов, и, хотя была ночь, все озаряла полная луна. Когда мы добрались туда, то и там оказалось не лучше: некоторые траншеи очень мелкие, и пришлось лежать в жидкой грязи, чтобы укрыться. Я попал на глубокий конец траншеи, выходит, повезло. Предполагалось, что мы пробудем там два или три дня, но люди в мелких траншеях не могли выдержать больше двух часов, и командир приказал отходить назад, так как многие из нашего отряда мучились поносом. Чего я тоже избежал. Мы миля за милей натягиваем колючую проволоку против немцев. И это намного лучше, чем крыть крыши в ноябре, скажу я тебе.

Я люблю тебя. Джаго.

P. S. Очень надеемся вернуться домой на Рождество.

Дорогая Мэг, очень, очень хорошие новости. На Рождество точно буду дома. Готовься встречать.

Люблю.

Джаго

Если он действительно приедет домой, подумала ММ, в буквальном смысле прижимая письмо к сердцу, нужно хорошенько подготовиться. Это будет замечательно! Она купит елку, украсит дом, приготовит Джаго подарки. И на этот раз будет счастливой и стойкой ради него. Вот только если бы она сама чувствовала себя немного лучше. Возможно теперь, когда она знает, что он приедет домой, ей станет полегче. ММ раньше никогда не страдала слабым здоровьем, у нее не бывало такой противной постоянной тошноты, вялости и сердцебиения. А теперь еще и месячные прекратились. Она, естественно, знала, в чем дело: наступали возрастные перемены. Она уже какое-то время поджидала их — в конце концов, ей уже сорок лет. С мамой это случилось рано, но у нее был рак. ММ застыла как вкопанная на спуске с Хаверсток-Хилл, куда вышла немного прогуляться. А если это не возраст, а рак? Она встряхнулась. Да нет, конечно. Не может быть. Но надо показаться врачу. И поскорее. Как можно скорее. Даже сегодня, если удастся.

— Я беременна. Что ты об этом думаешь?

— Беременна! О, Селия, я… не знаю, что и сказать.

— И я не знаю, ММ. Я даже не знаю, сообщать ли Оливеру. Он только задергается. Скажет, что мне надо отдыхать, и прочие глупости. А я же не могу сейчас себе это позволить.

— Ох, Селия! Мне так… так жаль… — беспомощно добавила ММ, надеясь, что это подходящие слова.

Хотя Селия и была встревожена, выглядела она чрезвычайно бодро. А что ей оставалось делать? Она все встречала с высоко поднятой головой, ничто ее не пугало. Справится и с этим, и со всем прочим, что бы ни случилось. Ее стойкость была неимоверной. ММ тоже была храброй, практически во всем, но беременность пугала ее. В ее сознании беременность была неразрывно связана со смертью: в основном из-за Джаго и трагической судьбы его жены Энни, но также и потому, что бедная Дженетт тоже умерла от этого. И ММ не могла забыть, как тогда на полу в офисе, в луже крови нашла Селию, у которой случился выкидыш. Почти каждый день ММ благодарила Бога, что ей не пришлось подвергаться подобному кошмару.

— Прости, ММ, — сказала Селия, — я не должна была тебя тревожить. В конце концов, какое это имеет значение, когда каждый день убивают людей. Ой, прости меня, ММ, я имела в виду… Ради бога, не плачь, не надо…

— Все нормально, — сказала ММ, усилием воли взяв себя в руки и сумев улыбнуться Селии. — Пожалуйста, не думай обо мне. Все это не столь важно.