Игорёха, дружбан! Ты даже не представляешь, какую власть над твоим будущем я имею в этот момент! Скажи я одно слово: «Да», и твоя свадьба будет сыграна прямо здесь и сейчас, а лисёнок Ирочка взята под тотальный контроль свекрови и её гинеколога. Вот кто всегда хотел внуков, так это Ольга. Как только на выпускном в школе Игоря увидела, так ему и сказала: «Гони мне внуков». Игорь гнал что угодно, но не наследников.
– Ирина помогала воспитывать Ладе моего сына. Мам, Лада где?
– Наверху, вторая дверь. Богдаша в отдельной комнате, через одну.
– Хорошо. Спокойной ночи.
Быстро поднимаюсь наверх, захожу сначала к сыну.
К сыну.
Так это странно звучит, так непривычно.
Богдан спит на спине, раскинув руки в разные стороны. Я тоже так часто сплю. У нас вообще столько общего, что даже страшно становится. От того, что я мог бы этого никогда не узнать.
Вся наша жизнь состоит из случайностей.
Надо бы к этому привыкнуть уже.
Случайно я десять лет назад вытащил маленькую девушку из огня.
Случайно стал с ней близок.
Случайно начала она работать у нас в компании.
И в командировку тоже приехала случайно.
Все случайно.
И из этого складывается неповторимый, нерушимый узор.
Я глажу сына по волосам.
Так похож на меня.
Даже хмурится сейчас, как я…
В глазах опять все плывет, но я сдерживаюсь.
Тихо закрываю дверь и иду в комнату Лады.
Она тоже спит. Замучилась совсем за день. Она не знает, что случилось, Ириске запрещено ей что-либо говорить, волновать.
Я проконсультировался с ее врачом, сейчас, именно в первом триместре ей полностью противопоказаны волнения.
Только положительные эмоции.
Я снимаю пиджак, ослабляю узел галстука.
Расстегиваю рубашку.
Лада спит, грудь мягко поднимается и опускается. Не удерживаюсь, глажу, легко и нежно. Стараюсь, по крайней мере, хотя мало что выходит.
Хочется сильнее, грубее. Хочется сжать, стиснуть, навалиться, жадно ощупывая доставшееся мне богатство. И кайфовать от того, что это все мое. Мое!
Вся она, такая красивая, такая нежная, такая трогательная… Вся моя.
Ощущение собственничества зашкаливает, никогда такого не испытывал! Вообще!
А с ней… С ней все впервые. Все.
Как же хорошо, что тогда, в Москве, я ее догнал. Поймал. И теперь отпускать не собираюсь!
Ложусь рядом, обнимаю, аккуратно, глажу. Не настаиваю. Врач сказал, что нельзя. Пока нельзя. От запрета хочется еще сильнее, но я не сделаю ничего, что может повредить Ладе и детям хотя бы гипотетически.
Тем более, что, несмотря на плотское, бешеное желание секса, все же гораздо сильнее кайф от осознания того, что теперь она моя. И дети в ней мои. И ребенок, который спит за стенкой, тоже мой.
От этого душу выворачивает. Кости ломает. Удовольствием.
Малышка моя, конечно, побегала всласть, нервы помотала.
Но теперь все.
Зарываюсь носом в пушистые волосы, вдыхаю полной грудью ее аромат.
Малышка моя. Отбегалась. Поймал.
Эпилог.
– Лада! Не сходи с ума! Нас люди ждут!
Малышка понятливо кивает и выдыхает:
– Ты такой горячий, когда командуешь…
И опускается передо мной на колени.
Ноги моментально подкашиваются, хватаюсь за подоконник одной рукой, второй за столик.
И в бессилии смотрю, как тонкие пальчики расстегивают пуговицы на ширинке.
Черт… Я не могу ничего сделать.
Внизу полный зал народа, регистратор ждет, оркестр начал уже по третьему кругу Мендельсона…
Но моей женщине приспичило сделать мне минет.
Кто я такой, чтоб сопротивляться?
Я вообще ей никогда противиться не мог.
С нашей первой встречи, с нашего первого раза.
Когда она захотела, чтоб я был у нее первым. Правда я, идиот, этого тогда не понял, а сама Лада сказала только месяц назад, после очередной бешеной ночи.
Так, между прочим, призналась, что я был ее первым мужчиной. И еще, что был единственным.
Ну вот как после этого можно было с ней разговаривать?
Я и не смог.
Посмотрел на нее, уставшую, всю мокрую от пота, на шикарную грудь, на уже заметный животик…
И зарычал, забрасывая ее ноги себе на плечи.
К чему нам разговоры? Когда есть действия?
В тот день я не вышел на работу. Отменил все встречи и совещания.
Потому что не каждый день узнаешь, что ты у любимой женщины был первым и единственным.
Это стоило того, чтоб отметить, не так ли?
– Лада… Черт…
Дергаюсь, когда она обхватывает мой член губами, сразу заглатывая до самого горла. Она не умела делать так.
Научилась. Я научил. Я всему научил. Потому что единственный. Потому что никого не было больше.
Это до сих пор заводит.
Моя невинно-порочная практически жена стоит на коленях и сосет мой член.
Что может быть еще более возбуждающим?
Наверно, только ее пальчики, устремившиеся под легкое длинное белое платье. Под такие же белые трусики.
Белый – цвет невинности. Ее цвет, моей малышки.
Второй триместр как раз в разгаре, и гормональный фон у нее скачет. Лада постоянно хочет секса.
И это ли не лучший подарок после двух с половиной месяцев воздержания? Когда нельзя было.
В нее нельзя.
Обычным способом. А вот таким, как сейчас…
Черт…
– Ладаааа…
Смотрю, не отрываясь. Ее трясет, пальчики движутся в бешеном темпе, она кайфует едва ли не больше, чем я. Разве так может быть?