— Он говорит о Человеке с большой буквы. Это не про меня, — пошутила Керри.
— Итак, весь вопрос в том, до какого предела можно дойти в борьбе против человека. В этом вопросе у «Одной планеты» нет четкой позиции. Идея насилия близка ей с самого основания: в борьбе за деревья, реки и ландшафт она готова саботировать многие общественные начинания. Совершенно неизбежно, что рано или поздно среди них должны появиться люди, готовые воевать не с человеческой деятельностью, а с человеком как видом.
— На этом и настаивали раскольники четыре года назад?
— Да. После множества схваток с лесорубами некоторые стали говорить: «С этим пора кончать. Убийцы природы не заслуживают ни капли жалости. Мало подсыпать песок в моторы их машин, надо уничтожить самих водителей».
— Четко и ясно.
— Такого рода споры возникали не только в «Одной планете». Леваки из числа защитников китов тоже договорились до чего-то подобного. Многие активисты считали «Зеленый мир» слишком умеренным движением. Они купили катер, укрепили его нос бетоном и отправились таранить португальское китобойное судно.
— В самом деле?
— Чистая правда. Когда дело дошло до такого, руководители «Одной планеты» забеспокоились и решили провести красную линию: человеческая жизнь неприкосновенна.
— Это правило соблюдалось?
— В первое время да, — сказала Тара. — Следующие шесть месяцев мы не видим следов внутренних разногласий, но радикалы не сложили оружия. Они были не слишком организованы, и наступление руководства застало их врасплох. Постепенно они обособились и снова подали голос.
— Когда?
— Примерно два с половиной года назад. Именно тогда на форумах организации снова зазвучали радикальные антигуманистические призывы.
— «Новые хищники».
— Они самые. Они успели выработать свою идеологию и выдвинуть более понятные лозунги. По-прежнему ратовали за насилие и даже убийство, но не абы как. Заявляли, что выступают против классических форм терроризма. По их мнению, уничтожать индивидуумов совершенно бессмысленно. Это похоже на жалкие попытки защитников животных освободить конкретных собачек и кошечек. Главный вопрос не в этом. Они не хотят защищать или уничтожать индивидуумов вне зависимости от вида, к которому те принадлежат. Гораздо важнее поддерживать систему равновесий. В природе индивидуум ровно ничего не значит. Между живыми существами и окружающим миром, между животными и растениями постоянно поддерживается система сдержек и противовесов. В природе их гарантом являются хищники. Распространение любого вида ограничено его естественными врагами, а распространение последних — другим видом хищников. Главная ошибка человека в том, что он оградил себя от хищников. Человек стремится гарантировать каждому из себе подобных право на жизнь, хотя такое право может быть только следствием естественного равновесия. В итоге человек бездумно размножается и губит все вокруг себя.
— Все это как-то запутанно, — пробормотал Александер, вытирая лоб. — Вы не могли бы выразиться яснее?
Керри испепелила его взглядом и решительно взяла слово:
— Это кажется сложным, потому что мы не говорим на их языке. В их текстах, особенно ранних, есть своего рода поэзия которая делает идеи простыми и доходчивыми. Они говорят к примеру, что Земле надо вернуть нормальное дыхание. Человечество потопом растекается по миру, подавляя все остальные формы жизни. Надо обратить вспять этот поток, построить плотины и выкачать лишнюю воду…
Поль восхищался тем, как за неполную неделю, оказавшись в атмосфере тотального недоверия, Керри сумела взять ситуацию в руки и де-факто возглавить бюро. Каждый из присутствующих, а через них и все остальные ключевые фигуры в Провиденсе теперь искренне верили, что на свете нет дела важнее, чем разобраться в тонкостях споров различных групп внутри движения «Одна планета». Даже Александер казался если не убежденным, то все же заинтересованным.
— Каков их план действий?
— Да, — вмешалась Марта, — что они собираются делать?
— На мой взгляд, сами по себе ничего. Главное, не принимать их слова за чистую монету, как это сделали англичане.
Керри бросила на Поля лукавый взгляд.
— Пусть так, — нетерпеливо сказал Александер, — но если я еще не забыл английский, преградить путь человеческому морю — значит убивать.
— Не обязательно, — возразила Керри. — Экологи давно полюбили подобные декларации. Я отыскала одну у крупного философа Эренфельда, который ничем не похож на преступника. Его сочинения изучают в лучших колледжах. Вот она: «Гуманизм следует защищать от его собственных крайностей».
— Сдаюсь, — сказал Александер. — Видимо, я недоучка, но все же не понимаю, о чем идет речь.