Известно, что пятеро девушек не успели поучаствовать в боях с дуггурами на Таорэре и не делили жизнь, смерть и патроны с югоросскими офицерами, не сидели с ними у костров на опушке леса после выигранного сражения, они
Поднёс ладонь к козырьку фуражки, представился всем сразу, с особым чувством сжал руку Уварова – товарищи по оружию, как-никак.
– С прибытием, друзья. Поздравляю подполковником, граф. Прошу чувствовать себя более чем дома – в гостях. Помещения приготовлены, я лично разведу всех по комнатам, а через час – если этого достаточно, у нас по расписанию обед.
– Да нам и пятнадцати минут хватит, – ответил Уваров, не подумав, что за свой контингент отвечать не стоит. Может, им, по каким-то собственным причинам, и часа не хватит. – Багаж разложить – и всё. Мы же не верхами тридцать вёрст проскакали.
– Как вам будет угодно. Но обед всё равно через час. Когда пушка вон на том бастионе выстрелит…
Прибывшие наконец начали осматриваться. Место было на самом деле красивое и с точки зрения безопасности – вполне подходящее. Стены крепости, или форта, пятнадцатиметровой высоты, опускались прямо в волны прибоя, пенящиеся вокруг зубьев прибрежных рифов. На юге, примерно в полукилометре, видна небольшая бухточка с двумя пирсами и сторожевыми вышками, обнесёнными солидной оградой из колючей проволоки «в три кола». Ведущая к воротам форта бетонка на всём протяжении простреливается с любой точки.
Вельяминова, представленная Басманову как командир «взвода обеспечения» (неполного отделения на самом деле), закончила обход периметра площадки и, слегка робея – больше ста двадцати лет человеку всё-таки – озвучила свое заключение:
– Возможности нападения извне я при всём старании не вижу, – на самом деле, кроме фортификации, на внешнем рейде слегка дымил двумя трубами из трёх броненосный крейсер под Андреевским флагом, и более мелкие военные корабли виднелись поблизости.
Европейский берег Мраморного моря едва-едва различался на горизонте.
– Но о вариантах нападения изнутри я пока ничего не знаю. Если позволите, в
Басманов толчком большого пальца под основание козырька сдвинул фуражку на затылок, что у него означало неуставную степень весёлости.
– Ради бога, мой поручик[113]
. Здесь, на этой площадке, и на вашем жилом этаже вы вправе поступать как считаете нужным. Ниже, а также и на территории посёлка ношение, а также использование тяжёлого стрелкового оружия (кроме личного, разумеется) вам придётся согласовывать с дежурным комендантом. Видите ли, на территории этой военной базы российские общегражданские законы не действуют. Уставы Внутренней и Караульной службы имеют приоритеты над Правом и даже Конституцией. Постарайтесь к этому отнестись с пониманием.– И даже более чем… – с оттенком дерзости ответила Анастасия и посмотрела на Уварова. Теперь, мол, твой выход…
Подполковник просто предложил Басманову:
– Дорогу покажите.
Тот кивнул и пошёл к мраморной беседке с резными колонками и пилястрами, на самом деле представлявшей собой тамбур перед трапом, ведущим на обитаемые этажи.
Комнат в длинном коридоре, окнами выходящем во внутренний двор, окружённый шестью ярусами галерей снизу доверху и с буйной зеленью на земной поверхности, среди аллеек и фонтанов, оказалось достаточно для всех. И даже намного больше. Здесь можно было бы разместить
Ибрагиму отвели, согласно его почти что дипломатическому рангу, три большие комнаты. Без всяких изысков, конечно, раз тут всего лишь военная база, но удивительно удобных и уютных. В прихожей ждали горничная и лакей, которого, невзирая на штатский костюм, правильнее было бы назвать вестовым. Катранджи отпустил их со всей любезностью, сказав, что до завтрашнего утра едва ли будет нуждаться в их услугах. И постель сам разберёт, и чай заварит, если чайник исправен. Это он пошутил так, чтобы проверить, действует в
Уварова с Анастасией поселили рядом, в двухкомнатных номерах, соединённых, как чуть позже выяснилось, незаметной дверью. Настя её первой обнаружила, открыла, безразличным почти тоном поинтересовалась, сам ли он так заказал или опять
– Мы с тобой приказ вместе слушали, – как последний довод сообщил Валерий, в глубине души удивлённый, что его