Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

Выговорившись, Вадим почувствовал себя опустошённым. Многовато эмоций с надрывом под запал выбросил. Адреналина тоже много. Пусть и понимал, что не зря говорил – генералу, если начинать его вербовку (сам факт встречи и даже его «намёки» пока ничего не значили), именно вот такой нервный срыв должен убедительным показаться. Остальные заготовки – на потом.

Руки у Ляхова настолько заметно дрожали, что Мятлев сам прикурил папиросу и уже горящую сунул в губы Вадима. Тот благодарно кивнул. Наверное, сила его посыла достала и Людмилу, она беспокойно зашевелилась и начала, вместо красивых юношей и девушек на аллеях, чересчур часто посматривать на своего полковника.

Вадим, ещё рюмку коньяка выпив, корниловскую папиросу не торопясь докурив, словно бы успокоился. Эмоции эмоциями, а ему нужно генерала характером и силой логики задавить.

– Ты поверь – я ведь совсем серьёзно говорю – для всех нас ни малейшего иного выхода не просматривается. Чего б я иначе за эту Россию добровольно под пули лез и голову в петлю совал? Деды наши и прадеды не за рубли это делали. Теперь вот и у нас шанс появился, при этой жизни – последний… – эти слова Вадим произнёс с явной печалью.

– Вот и давай, попробуй меня на уровне бухгалтера убедить, – усмехнулся Мятлев. Ему казалось, что со срывающимся в истерику и неумеренно пьющим собеседником он сумеет правильную схему отношений выстроить (не замечая, что сам уже гораздо более подшофе, чем Ляхов). Сорокадвухлетний генерал особой службы и тридцатилетний, пусть и весьма способный авантюрист, где им тягаться?

– Где у меня дебит, где кредит? Попробую, – многообещающе улыбнулся Вадим.

«Страшные тайны тройной итальянской бухгалтерии», – мельком вспомнил он многократно перечитанный «Ибикус» А. Н. Толстого.

– Люди Императора на вашу дачку самые серьёзные документы и расчёты привезли, откровенные настолько, что не всякому специалисту и у себя дома показывать бы стали, так господин Президент смотреть не захотел, предпочёл морализаторством заняться. Сам себя напугал, а Олега в раздражение ввёл. Сейчас мои друзья пытаются исправить, что можно. И вам придётся тем же заняться. Виды той Москвы сильно его из колеи выбили?

– Сам попробуй догадаться, – сделал хитрое лицо Мятлев. – Ты, когда первый раз туда попал, как чужой мир воспринял?

– Я – нехарактерный пример. Я те края увидел, когда, считай, уже убитый был. Факт воскресения сильно на психику влияет, остальные впечатления на этом фоне меркнут.

Вадим не преувеличивал. Что почти погиб – чистая правда – на перевале, когда стрелял из своего винтаря, как последний защитник Брестской крепости. И когда «Гнев Аллаха» рванул, мир долго вращался вокруг него, скалы тряслись и рушились. Никогда не страдая нервными болезнями, Ляхов долго колотился в подобии эпилептического припадка, в кровь рассекая себе подборок и щёки об острую щебёнку.

Потом сознание погасло, не слишком быстро, как раз дав время понять, что вот оно, то самое, во что он не верил, и пришло.

И почти тут же очнулся, в полном порядке, только в голове слышалось нечто вроде замирающего звона прекративших праздничный благовест церковных колоколов[144].

Мятлев до конца докурил «корниловскую» папиросу, не спеша, растягивая удовольствие, как солдаты на фронте курят – до последней складки вытрусив кисет и кое-как набрав на закрутку, возможно, последнюю в жизни. Ляхов признал в Леониде настоящего курильщика. Сам он баловался этим делом с первого курса военфака, но именно что «баловался» – мог курить всё подряд – сигареты, сигары, трубку, в царской России – папиросы. Бывало – помногу, но без пристрастия. В случае чего обходился без табака и сутки, и неделю, выражение – «уши пухнут» к нему не относилось.

А Леонид был в курении такой же гурман, как другие в еде, напитках или женщинах. И загасил догоревшую до начала картонного мундштука папиросу («до фабрики», как в советское время говорили) с явным и отчётливым сожалением.

– Не переживай ты так, генерал, – сочувственно сказал Ляхов, поняв настроение Мятлева. – Закуривай вторую, если хочется. Уж чего-чего – этих папирос и любых других мы тебе организуем неограниченные поставки. Поедем с тобой в ныне российский Трапезунд, познакомишься с губернатором генерал-лейтенантом Тер-Гукасовым, он ради нового друга прикажет особую табачную смесь изобрести, сопроводит цветистым посвящением и коробку со своими стихами и вашим парадным портретом в обнимку в течение суток выпустит.

– Неужели там у них так дела делаются? – не скрыл удивления, неподобающего званию и должности, Мятлев.