Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

Те из них, кто по какой-то причине не был выкуплен правительством или родственниками, в конце концов просто обращались в рабство. Восток, что вы хотите…

Но полной катастрофой для Арчибальда и штаба Гамильтон-Рэя обернулось очередное, то ли четвёртое, то ли пятое по счёту за последние два века, польское восстание. Великолепно подготовленное, снабжённое оружием в немыслимых количествах, включая и тяжёлое (благодаря открытым границам между Россией и якобы дружественными ей сопредельными странами), оно должно было увенчаться полным успехом с далеко идущими последствиями. Вопреки обычной дипломатической практике, европейские державы выразили России протест по поводу использования армии против мирного населения, демократически выражающего свою тягу к независимости. Ни одна из фотографий зверств «польских повстанцев» – повешенные на фонарных столбах офицеры и солдаты, сожжённые жилые дома в военных городках, и тому подобное – в европейской прессе и в передачах дальновидения не публиковалась. Зато все каналы информации были забиты материалами об азиатской жёсткости своего якобы «союзника», развернувшего чуть ли не геноцид в центре Европы. И это при том, что, согласно Уставу, любому члену ТАОС полагалась всеобщая помощь и поддержка в случае посягательств на их территориальную целостность и внутренний порядок. Любому, но только не России, как оказалось.

Впрочем, согласно плану Арчибальда, так и намечалось – за одну-две недели изобразить Россию наследницей Чингисхана, а поляков, финнов и прочих сепаратистов – как жертв до сих пор не цивилизовавшейся феодальной империи. А если кому-то русские по причине белого цвета кожи и сравнительно связной речи кажутся похожими на европейцев, так это естественная ошибка. Есть, мол, такой термин – мимикрия!

И ведь европейцы поверили, что, по правде говоря, и было единственным сработавшим пунктом программы. От Лондона до Пиренеев и Альп взвилась волна народного возмущения – демонстрации, протесты, сбор средств для помощи героическим полякам, потом и осторожные (поначалу) дипломатические ноты.

Адмирала всегда, кстати, интересовало, отчего, несмотря на то что разделы Польши в XVIII веке были произведёны по инициативе Австрии и Пруссии, а Екатерина Великая приняла в них участие довольно неохотно, и России отошла всего одна треть «Речи Посполитой», с преимущественно мало– и белорусским населением, вся ненависть поляков была обращена именно на Россию. Видимо, потому, предполагал Айвори, что «гордая шляхта» подсознательно считала себя ниже германской расы, и её право главенствовать над собой так или иначе признавало. Опять же и разница в вероисповедании имела значение, так что русских поляки ненавидели как «схизматиков» и «быдло», культурно и религиозно примитивных, но непонятным образом отражавших любые вторжения и сумевших выстроить могучую Империю, в то время как поляки проиграли всё и всем.

Эти настроения господствовали среди шляхты и интеллигенции, последний смерд с затерянного в глуби Мазурских болот хутора считал себя выше русского, не говоря о белорусах и украинцах, которые людьми не воспринимались принципиально. Притом что благодаря царскому стремлению не подавить, а «умиротворить» привислянских подданных, население Царства польского пользовалось с времён Николая Первого невиданными для настоящих «великороссов» привилегиями, вплоть до чеканки собственных денег, а польская аристократия имела право занимать в Империи самые высокие государственные и военные должности, чего, кстати, отнюдь не было на отошедших к австро-германцам землях. Там дискриминация и апартеид действовали в полном объёме вплоть до настоящего времени.

Нынешний мятеж тщательно готовился, через западные границы полгода переправлялась масса оружия и сотни военных инструкторов. Радомские военные заводы чуть ли не половину своей продукции переправляли повстанцам или прятали в специальных схронах на территории, пользуясь сочувствием инженеров-поляков и бестолковостью петроградских контролёров и приёмщиков.

Варшавский «Комитет национального спасения» почти на треть состоял из иностранных советников. За полгода до начала «событий» уже была сформирована «добровольческая повстанческая армия»[69] в несколько десятков тысяч штыков и с достаточным количеством собственных офицеров и зарубежных «волонтёров».

Разгром уже объявившей о суверенитете и сформировавшей своё правительство «Четвёртой Ржечи Посполитой»[70] был мгновенным и страшным. После двухсуточного замешательства российское командование сориентировалось в обстановке, ввело в действие Гвардию, авиацию, флот, многочисленные десантно-диверсионные отряды с высочайшим уровнем подготовки. На западных границах Российской Империи впервые за много десятков лет был введён строгий пограничный и паспортный режим. Из страны выпускали только гражданских беженцев, то есть женщин, детей и мужчин старше шестидесяти лет. Въезд в Россию и ввоз каких-либо товаров, кроме как медикаментов по линии Красного Креста и Могендовида[71], до окончания «беспорядков» был запрещён.