Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер

– Какой вы странный человек. Сказали бы сразу…

Она провела генерала в «основной» кабинет, открыла перед ним секретер, все полки которого доверху заполняли пачки всевозможных дензнаков, имеющих хождение в России, на территории ТАОС и даже за Периметром. Сама она перед «выходом» в другом, разумеется, кабинете рассовала по карманам две пачки эрэфовских пятисоток и ещё одну – долларов и евро не очень крупными купюрами. Фёст говорил, что в некоторых случаях эти деньги в его Москве предпочтительнее.

– Возьмите, сколько считаете нужным, и всё. Это расходной фонд, неподотчётный.

Мятлев смотрел на предъявленные богатства со странным чувством. Словно бы оказался на Гоголевском бульваре, где вся аллея вместо опавших листьев усыпана тысячерублёвками. И не сон ведь. Если это – расходной фонд, то финансовые возможности организации просто невозможно вообразить.

– Да берите, берите, что вы на них смотрите?

Пожав плечами, Леонид, подавляя непонятное внутреннее сопротивление, взял с полки пачку больших, почти как дореволюционные, и похожих на них цветовой гаммой и дизайном здешних сторублёвок в банковской упаковке, вертел в руке, словно не зная, что с ней делать. Машинально читал набранные стилизованными под старинный шрифт литерами гордые слова: – «Государственный банк разменивает кредитные и банковские билеты на золотую монету без ограничений суммы (1 рубль = 1/15 империала, содержит 17,424 долей[30] чистаго золота)». Ниже – подписи: Управляющий – … Кассир – … Факсимиле неразборчивы, но внушают уважение своей отработанной витиеватостью.

– Ещё пятёрок, а лучше трояков возьмите, – подсказала Вяземская. – Для текущих расходов удобнее. Сотню не в каждом месте разменяют, набегаетесь…

Из глубины квартиры донесся голос Герты, проснувшейся наконец и выясняющей, есть ли поблизости кто-нибудь живой.

Людмиле это было наруку. Она подтолкнула Мятлева в нужном направлении, изобразила прощальный жест и направилась в противоположную сторону, к двери, выводящей из принадлежащей якобы Сильвии смежной квартиры в требуемую реальность.

Консьерж Борис Иванович её не узнал. С суровым видом посмотрел на девицу, которой в приличном доме делать нечего. Вдобавок он не заметил, чтобы вчера кто-то из жильцов её к себе провёл, самой же ей сюда проникнуть было совершенно невозможно. Разве что через чердак, если имеет ключ или универсальную отмычку.

Он не открыл решётчатую дверь-турникет, намереваясь выяснить обстоятельства.

– Дядя Боря, это же я, Людмила, – сказала она своим обычным, хорошо знакомым отставному майору голосом.

– Н-да, маскировочка, – одобрительно, но с оттенком усмехнулся консьерж. – Уже до этого дошло?

– Кто его знает, что дошло и докуда, – ответила она, облокачиваясь на стойку и, как давеча Ляхов, протягивая майору портсигар. – Но страховаться точно пора.

Борис Иванович взял сигарету, за секунду во всех деталях рассмотрел портсигар. Свой Вадим Петрович унёс с собой, безусловно. Это – такой точно, только монограмма из других камней, другого рисунка. Африка, говорите? Ну-ну. Сколько же «коллега» их оттуда привёз, «под заказ и по размеру кармана»? Десять, сто, тысячу? Как опознавательный знак комсостава или всех членов организации? Тогда, даст бог, и ему такой скоро носить. А пока, нужно понимать, «племянница» даёт ему знак – «кто есть кто».

– Слушаю вас…

– Вадим Петрович сказал, что на вас можно рассчитывать…

– В основном да. А конкретнее?

– Мне сейчас нужно ненадолго прогуляться в город (специально так сказано, чтобы подчеркнуть свою глубокую провинциальность), а я чего-то опасаюсь. Ну, вы понимаете. Не найдётся ли у вас двух надёжных ребят, чтобы просто сопровождали меня на приличном удалении и ни в коем случае ни во что не вмешивались. Что бы ни произошло.

– А смысл? – спросил майор.

– Мне нужны свидетели. Только свидетели. Нет, не для суда. Для дяди моего. Он моментами склонен считать, что у меня акцентуация в сторону паранойи, так если вдруг произойдёт нечто непонятное, чтобы независимые люди подтвердили. Это можно сделать?

– Сделать, милая Люся, можно абсолютно всё. Я позвоню, минут через пятнадцать подъедут люди, отвезут, куда нужно, высадят незаметно и понаблюдают. Только в одном у нас расхождение получается. Вадим Петрович просил меня присматривать, чтобы с тобой ничего не случилось. А если на глазах у наших начнёт «случаться»? Не помогать и только смотреть, фотографировать, как сейчас у журналистов принято?

– Спасибо, дядя Боря, за добрые слова и намерения. Но всё должно быть так, как я прошу. Если «случится» – я за своих сопровождающих беспокоиться не должна, а то попадутся невзначай под горячую руку. Метров двадцать-тридцать – идеальная дистанция, ближе подходить не нужно.

Людмила подумала, что слишком напрягает собеседника, постаралась смягчить впечатление от своих слов.