Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер

— Жизнь главы государства под угрозой. Или ты честный офицер и всё расскажешь сам, или… Я, повторяю, не из вашего мира, на меня никакие законы и конвенции не распространяются… А допрашивать я умею. На гуманные методы у меня времени нет, так что начинай, отчётливо и в деталях…

Вид девушки-красавицы, продолжающей улыбаться, только теперь многозначительно-зловеще, произвёл на капитана поразительное впечатление. Если бы перед ним сейчас была прежняя «уличная террористка», он, возможно и посопротивлялся бы какое-то время, из чувства самоуважения. А эта фея с сияющими глазами и стальным стеком в руке…

Так ведь она правильно сказала — он офицер, свидетель, а то и участник заговора против главы государства, иначе зачем же всё затевалось? Долг, так сказать, заодно и последний шанс — во всём признаться, тем более его личной вины практически никакой. Получил приказ, сопроводил объект до места встречи, когда показалось, что сложились условия для задержания, — сделал такую попытку. И больше — ни единого действия, подпадающего под категорию «заговора» или хотя бы «превышения должностных полномочий». Даже ОМОН не ему подчинялся.

— Хорошо, слушайте. Скажу всё, что знаю. Сегодня утром меня вызвал к себе заместитель начальника управления. Без особых предисловий сообщил, что оперативным путём установлено присутствие в Москве опасной банды или диверсионной группы, в отличие от всех подобных ориентированной на террор в отношении первых лиц государства. За фигурантами ведётся постоянное наблюдение. Какие-то акции возможны в ближайшие часы. Приказал принять команду над спецгруппой из людей нашего отдела и некоторых соседних. Быть в полной боевой готовности и ждать дальнейших указаний. Примерно через час начальник отдела приказал выезжать. Указал место, предъявил фотографии лиц, подлежащих задержанию. Особо указано — брать непременно живыми, в случае необходимости не считаясь с собственными потерями. Общая координация была возложена на сотрудника, мне лично неизвестного. Мы прибыли на Тверскую, вышли из машин на подходах к площади. По рации получили целеуказание, почти сразу же увидели «объекты». Дальше вы сами знаете…

— Хорошая сказочка, — задумчиво сказала Людмила, машинально похлопывая себя стеком по ладони. — Я бы с ходу лучше не придумала. Не понимаю одного — зачем ты по-прежнему стремишься из меня дуру сделать? Я так похожа? Может быть, тебе ещё в окно посмотреть нужно? Посмотри. Ты бы сам тому, что мне наплёл, поверил? Вот то-то. Давай попробуем ещё раз…

Глава двадцать четвёртая

Когда вернулись Мятлев с Гертой, на столе стоял монитор видеомагнитофона с полной записью допроса Рейнгольда. Пленник спал в небольшой гостевой комнате, восстанавливая силы с помощью гомеостата, на всякий случай пристёгнутый браслетом наручников к трубе отопления. К ночи он будет совершенно здоров, и что после этого с ним делать?

Людмила чувствовала себя психологически не очень хорошо. Воевать в открытом поле — это пожалуйста, но ломать людей, угрожая им пытками и, главное, чувствуя в себе ту степень готовности подтвердить слова делом, что противник поверил и мгновенно сломался — это не по ней.

Но, с другой стороны, она к нему пальцем не прикоснулась, всё, что ему померещилось, — только плод его же извращённого воображения. Сам, наверное, готов был в подходящей ситуации применить к ней весь набор «физических мер», оттого и испугался.

Журналист ей оптимизма не добавил, как всякий либеральный интеллигент, он теперь посматривал на девушку-жандарма с опаской. Куда и делось его недавнее обожание.

Зато он был по-настоящему встревожен. Тех имён, что назвал Рейнгольд, было достаточно, чтобы Вяземская настроила Шар и проследила всю цепочку участников вплоть до того звена, где она вдруг обрывалась. То, что ей удалось узнать, не слишком совпадало с представлением о классических заговорах с целью захвата власти. Проще говоря — отсутствовала фигура, явно претендующая на президентский или какой-нибудь соответствующий пост. Не существовало также программы каких-то реформ, изменения общественного строя, не определялось даже то, что в теории исторического материализма называется «движущими силами революции». Зато всё остальное было в наличии.

Анатолий, судя по всему, был удивлён не меньше Людмилы. Да нет — гораздо больше: он-то был «политическим человеком» этого мира, знал теорию и практику всех революций и мятежей последних трёх веков.

Первый разговор у него с Президентом вышел несколько странный. Фактической стороне случившегося с другом и девушкой оттуда он, пожалуй, поверил. А вот дальнейшему — не очень, чем напомнил Журналисту Сталина, до последнего цеплявшегося за надежду избежать войны.