— Честно сказать, Валерий Павлович, — начал Басманов, — мне эта коллизия с переговорами вашего турка и наших купцов и интендантов если не полной чушью представляется, но где-то около того. Прежде всего не вижу смысла в самой этой
— Судя по словам Ляхова — пока вольноопределяющимся, даже не кандидатом, — ответил Валерий, — обрядов не проходил, клятв не давал.
— Не играет роли. Ты поимей в виду — здесь ранг и статус не от выслуги зависят, не от степени преданности, а исключительно от устройства мозгов. Обладаешь нужным набором
— И не обидно? — осторожно спросил Уваров. Он на себя примерил ту же ситуацию. Впрочем, кто сказал, что как раз у него этих самых
— Чего обижаться? — легко спросил полковник. — Ты «Ванькой-взводным» после десяти лет учёбы трубил, другой в то же время — на скрипочке в Большом театре пиликал. Он в пыльной оркестровой яме, ты с девушкой при парадном мундире в третьем ряду партера. Потом ты в окопах, и портянки неделю не перематывал, а он — опять же во фраке перед барским столом поигрывает. Кому чего, одним словом…
Басманов налил ещё по бокалу золотого терпкого вина.
— Есть у меня высшие способности, нет их — я пока на своём месте. И сейчас очень сильно мне обстановка вокруг не нравится. Нет, сама жизнь весьма и весьма хороша. Если б даже никаких больше «параллельных реальностей» и прочего, а осталась только эта, отвоёванная нами Югороссия — и то великолепно. Было за что воевать, проще говоря. Но психологически, друг мой и сосед по окопу на ближайшее время, — очень всё вокруг похоже на то, что творилось под Кейптауном. Даже у очень подготовленных людей начали там гайки отдаваться от невыносимого психологического давления. Как перед землетрясением, например, бывает. Не у всех, к счастью. Опыт — он тоже кое-что значит. Ты в таких заварушках, как под Берендеевкой, раза два-три бывал, и то много! А я и кое-кто из моих корниловцев и марковцев — может, и по сотне. Начиная с Гумбинена и Сольдау — первых больших сражений русской армии в августе 1914 года, вплоть до самых последних… Хорошо, если бы последних. Только не верится.
— Наверное, кое-какие способности у нас с вами есть, — рассудительно сказал Уваров. — Если вы десять лет воюете и до сих пор живы и здоровы, в «Братство» попали, я пока — пять, и тоже… А многих других и на один бой не хватило.
— Есть смысл, — согласился Басманов. — Значит, им и будем руководствоваться. Я тебе пока ничего больше говорить не стану, а чуть позже — скажу. Мне — обдумать кое-какие моменты надо, тебе — осмотреться. Да вон уже и твои барышни появились.
А Уварову тоже несколько интересных мыслей в голову пришло, и хорошо бы их сначала с Анастасией обсудить, а уже потом — с Басмановым. Поскольку явно эти мысли выходили за пределы поставленной задачи.
Вместе с девушками пришёл и Катранджи. Ему было прямо сказано, что с сего момента и до возвращения в Москву индивидуальные перемещения, кроме как в пределах жилого этажа, ему категорически не рекомендуются.
— В присутствии посторонних с вами постоянно будет находиться Кристина, рядом, на шаг сзади, как и положено личному секретарю. Остальные работают по индивидуальным планам, надоедать вам они не будут, при этом оставаясь в пределах прямой зрительной и голосовой связи. Для себя, не для вас, — инструктировала турка Вельяминова.
Ибрагиму очень хотелось возразить, степень возможной личной опасности представлялась ему отнюдь не такой высокой. А у этой суровой командирши, удивившей его своей решительностью и жёсткостью при первой встрече, получалось так, что он оказывается не уважительно охраняемым, а строго конвоируемым лицом. Да, подумал Ибрагим, уж кто-кто, а Настя в любовницы никак не годится, при всей своей красоте и прелестных формах. Ему — во всяком случае. И вообще — что-то тут не так.
— Здесь ведь не тюрьма? — спросил он в ответ на приглашение Басманова спуститься в обеденный зал. — Может быть — вы нам устроите экскурсию в Стамбул? Там и пообедаем. Крайне мне интересно, как мой город под русской властью выглядит. У вас, надеюсь, вертолёт найдётся?