Не бойся, я рядом

Впрочем, Марк надежды не терял: он уже закинул двум друзьям – в Штаты и в Израиль – данные по больной, включая результаты томографии. Может, подкинут что-нибудь новое – там сейчас огромный прогресс в фармацевтических методах лечения подобных расстройств. Денег у Ларисы на новые лекарства, конечно, не будет. Но тут могут опять помочь друзья из «Врачей без границ». Если же нет – Марк решил, что оплатит препараты сам.

После Ларисы он зашел в палату Клавдии Викторовны.

Этот случай был не легче Ларисиного. С той только разницей, что лекарств от старости пока не приходится ждать ни от каких – пусть даже и самых современных – фармацевтических центров.

Клавдию Викторовну в отделение «сдали» на лето высокопоставленные родственники.

И опять Лазман не был готов их осуждать, тем более что время от времени они забирали бабушку домой. Чтобы потом, вновь намучившись, положить ее в очередную больницу с относительно приличным уходом.

Больная сломала шейку бедра восемь лет назад.

Шесть лет пролежала в квартире, постепенно теряя не только физические, но и интеллектуальные силы. Нынешний диагноз «деменция» полностью объяснял ее состояние.

Обрывки мыслей.

Обрывки воспоминаний.

Обрывки фраз.

Вот и все ее нынешнее когнитивное могущество.

Марк посмотрел на бабушкино лицо.

Сухая, морщинистая кожа. Спутавшиеся, жидкие волосы.

Глаза под прикрытыми веками бегают, что-то она там такое, из богатого прошлого, наверное, рассматривает.

Лазман вспомнил, какая она была на портрете – он бывал в доме этих людей.

Портрет был живописный, маслом на холсте, и написан не менее полувека назад.

А изображена на нем молодая, властная женщина. Пусть не очень красивая, но такая живая и притягательная! Сейчас бы сказали – с харизмой. А тогда, наверное, – с характером.

И вот что осталось…

Бабушка несколько раз ерзнула головой по тощей больничной подушке.

– Пролежней нет? – спросил Марк у палатной сестры.

– Мы стараемся, – немножко обиженно ответила та. Младший персонал здесь был надежный, старой закалки.

Лазман осторожно взял больную за кисть руки. Сухая, как куриная лапка.

А пульс неплохого наполнения и нормальной частоты.

«Бедная ты наша…» – подумал он, еще раз вспомнив портрет.

В этом случае он уж точно был не в силах помочь.

Последний больной был и не совсем больной.

Вовчик, единственный сын своих родителей, впервые в жизни был с ними полностью солидарен: семья дружно не хотела, чтобы их отпрыск исполнял свой воинский долг.

С плоскостопием или пороком сердца решили не рисковать – боялись попасть под какую-нибудь очередную кампанию борьбы со взяточниками из военкоматов.

Психиатрия же предоставляла для откоса от армии самые богатые – и практически ненаказуемые – возможности.

Особенно для такого хитрого и сметливого существа, которым, несомненно, являлся Вовчик.

Марк Вениаминович вообще-то подобной практикой бабки не зарабатывал. Хотя и не осуждал «откосчиков», не желавших служить расходным материалом не в отечественных войнах.

Но здесь – особый случай: попросил могущественный человек, который тоже не раз и не два помогал Лазману.

Хитреца даже не пришлось ничему обучать: он так ловко умел невпопад отвечать на вопросы – да еще с таким простецким выражением лица, – что молодой коллега Марка Вениаминовича установил у него аж три психических расстройства из заветного списка, закрывавшего пройдохе дорогу в российскую армию.

Вот и сейчас Вовчик, до этого часа два просидевший в одной и той же нелепой позе на кровати, увидев знакомого доктора, вдруг нагло ему подмигнул.

Ну, это было уже слишком!

Лазман и так чувствовал себя не в своей тарелке.

Гораздо проще было найти у парня что-нибудь из неврологии – типа пары сотрясений головного мозга – чем проходить психиатрическое освидетельствование.

Однако Вовчику, похоже, откровенно нравилось дурить народ, и он считал это весьма прикольным приключением.

Вот уж кто ни на миг не опасался психиатрического диагноза в своей медицинской карте! Да и чего ему опасаться: играть на бирже – и чертовски успешно, к тому же – этому молодому человеку психиатрический диагноз никак бы не помешал.

– Марк Вениаминович! – раздался за спиной голос Вадима.

– Пришла? – обернулся доктор.

– Прошла проходную. – Вадик был близок к потере с таким трудом приобретенного спокойствия.

– Давай в палату, – велел он парню.

А следом послал сестру с внеплановой инъекцией успокаивающего средства. И спустился вниз, в вестибюль.

Потом, подумав, решил, что даже вестибюль не годится: к тому же скучающий охранник смотрел на большом плазменном экране какой-то детектив, и это тоже мешало.

Вадик заранее дал ему телефон подруги, Марк набрал номер.

– Алло, – отозвался веселый голос.

– Майя, здравствуйте, – поздоровался доктор.

– Здравствуйте, – немножко удивленно ответила та.

Не узнала. Да и не могла узнать.

– Это говорит Марк Вениаминович Лазман, лечащий врач Вадика, – внес он ясность.

– Что-то с Вадькой? – охнула девушка.

– Нет, все в абсолютном порядке.

– Как вы меня напугали! – не могла отойти от испуга Майя.

– Вы где сейчас идете?

– Мимо второго корпуса. А мне надо в седьмой, да?