Не бойся, мама!

– Здравствуйте, ребята! – поздоровался лейтенант и сел. Я и Щербина стояли вытянувшись. Мдинарадзе, вдруг вспомнив о своем офицерском звании, вскочил и, согнав с лица улыбку, вытянулся тоже.

– Товарищ лейтенант! За время дежурства на нашем участке происшествий не было! Старший наряда рядовой Джакели!

– Никаких происшествий? – спросил Мдинарадзе разочарованно.

– Так точно, никаких! – ответил я.

– М-да-да. Садитесь, пожалуйста! – попросил нас Мдинарадзе.

Мы удивленно переглянулись.

– Ах, да… Здравствуйте, товарищи! – поправился писатель.

– Здравия желаем, товарищ лейтенант! – гаркнули мы. Мдинарадзе вконец растерялся.

– Вольно, – вспомнил он наконец спасительную команду. Мы свободно вздохнули.

– Эй, вы, чего там разорались? – донесся снизу голос Пархоменко. Мы втроем подошли к перилам. Увидев офицера, Пархоменко прикусил язык и вытянулся. Воспользовавшись этим, Танго легко вырвала у него поводок и бросилась к лестнице. Я быстро захлопнул люк.

– Кусается? – спросил Мдинарадзе.

– Ест с костями! – ответил Щербина и тут же крикнул Пархоменко:– Убери собаку!

С большим трудом Пархоменко удалось справиться с Танго. На вышке наступило неловкое молчание. Мдинарадзе не знал, с чего начать разговор. Он достал из кармана и протянул нам коробку сигарет «Кент>:

– Угощайтесь!

Я бы с удовольствием взял две сигареты, но не посмел. Мдинарадзе, угадав, улыбнулся:

– Бери, бери! Впрочем, я возьму пару, остальные оставьте себе. У меня их много…

– Что вы, не надо… – смутился я.

– Бери, говорю! И подай-ка, пожалуйста, бинокль.

С минуту он всматривался в село, потом опустил бинокль.

– Ничего не вижу!

– Вы посмотрите через стереотрубу. Вот сюда, пожалуйста! Мдинарадзе пристроился к стереотрубе.

– О, это другое дело! – воскликнул он. – Объясни-ка, пожалуйста, что там у них…

– Вправо деревянное здание – это их застава. Видите? Идут занятия. Это аскеры. А вот офицер.

– Вижу, в зеленых брюках навыпуск… А что это за примитивные винтовки?

– Американские, десятизарядные.

– И это хваленое американское оружие?

– Нет. Туркам они дают старые винтовки… У самих-то гораздо лучше…

– Понятно!

– Вон там, слева – дом старосты.

– Какой же он староста, не мог даже застеклить окна! Я пожал плечами.

– Дальше стоит дом под черепицей. Там живет учитель.

– А школа?

– Есть. Начальная.

– Чему же там учат?

Я не знал программу начальных школ в Турции и поэтому промолчал.

– А что там, на берегу?

– Кофейня. Чуть дальше – школа.

– Где же люди?

– На работе. У лих посевы вон за той горой.

– Электричества нет?

– Мда-а, плохо живут…

– Плохо, – согласился я.

– Не переходят к нам?

– Не знаю… Я второй год здесь служу, пока никто не переходил…

– Наверно, боятся…

– Кого?

– Ну, как их, аскеров своих!

– Наверно…

– А село красивое!

– Красивое!

– Смотри-ка, какой пляж, какое побережье! А скалы! Стоят, словно корабли! Красота! Как твоя фамилия?

– Джакели, товарищ лейтенант!

– Так вот, Джакели, все это когда-то было нашим – отсюда и во-о-н до тех пор!.. И лазы – наши братья, они по-мегрельски говорят. Ты слышишь их?

– Иногда, когда они спускаются к ручью.

– Понимаешь?

Я отрицательно покачал головой.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцатый.

– А тебе? – обратился Мдинарадзе к Щербине.

– Столько же, товарищ лейтенант!

– Женаты?

– Пархоменко женат, – ответил Петро.

– Кто такой Пархоменко?

– А вот, который с Танго…

– А Танго кто?

– Танго – собака.

– Кто ей дал такое имя?

– Зудов.

– Кто же это – Зудов?

– Товарищ лейтенант, список нашей заставы хранится у майора Чхартишвили! – улыбнулся Щербина.

– А ты чего улыбаешься?

– Так просто, товарищ лейтенант! Радуюсь я!

– Чему ты радуешься?

– Впервые вижу живого писателя, как не обрадоваться! – Откуда сам?

– Из Харькова.

– И что, в Харькове нет писателей?

– Писателей сколько угодно, да мне не приходилось видеться с ними.

– Ты тоже не видел живых писателей? – спросил Мдинарадзе меня.

– Видел. И живых, и мертвых.

– А приходилось ли тебе видеть писателя полуживого-полумертвого?

«Вот же вы передо мной!» – хотелось мне ответить, но я промолчал.

– Какое у тебя образование? – продолжал расспрашивать Мдинарадзе.

– Среднее.

– Почему не поступил в институт?

– Не впустили, товарищ лейтенант!

– Ради бога, не зови меня лейтенантом, мне все кажется, что это к кому-то другому обращаются.

– Постараюсь, уважаемый писатель!

– Мое имя – Владимир… Так почему тебя не приняли…

– Срезался я, уважаемый Владимир.

– Куда поступал?

– На медицинский.

– О, это дело трудное… А в другой институт не пытался?

– Нет.

– Когда кончаешь службу?

– Через год.

– Вернешься – приходи ко мне. Помогу подготовиться.

– Спасибо!

Мдинарадзе опять вооружился биноклем. – Уважаемый лейтенант, – заговорил вдруг Щербина, – вы добровольно пошли в армию?

Мдинарадзе внимательно взглянул на Щербину, словно хотел убедиться, не шутит ли он. Но Щербина выглядел вполне серьезно.

– Да, добровольно. А что, стар я для армии, да?

– Да нет, я не потому… А зачем вы пошли в армию, хотите написать про нас?

– Хочу, дорогой Щербина, если получится…