Сохраняя непроницаемое выражение лица, она вышла в кабинет. Какой черствый, бессердечный, бесчувственный человек! Как глупо, что она позволила себе полюбить такого. Он не испытывает к ней абсолютно никаких нежных чувств, и ей следует только радоваться, что скоро она избавится от его общества, а не распускать нюни.
Взяв телефонную трубку, Элен подождала, когда за дверью раздадутся его шаги, и, когда Эдуард вошел в комнату, бросила трубку на место. По ее бледному лицу разлилась неподдельная краска стыда – она презирала себя за то, что собиралась сейчас сделать – испытать его, вызвать в нем чувство ревности. И он попался на удочку.
– Кому ты звонила?
Голос его прозвучал бесстрастно, но огонь, вспыхнувший в проницательных глазах, выдал его с головой. В вопросе заключалось не простое любопытство, и именно этого и добивалась Элен.
– Никому, – ответила она непринужденно, но несколько поспешнее и громче обыкновенного. – Кто-то ошибся номером.
– Да? Я что-то не слышал звонка.
Он действительно не мог не услышать звонок, телефоны были почти в каждой комнате. Заметив, как он настороженно сощурил глаза, Элен поняла: Эдуард догадался, что она лжет. Она быстро пожала плечами и отвернулась. Но ей пришлось поплатиться за свою хитрость: он принялся диктовать ей в бешеном темпе, и она писала под его диктовку до тех пор, пока у нее не заболели глаза, голова и кисть руки, и она вынуждена была сделать остановку.
– Новая секретарша знает, какой ты беспощадный эксплуататор? И все-таки когда она начнет работать? Я правильно отгадала, что это «она»? Какой же мужчина станет готовить, ходить по магазинам и отдавать белье в стирку?
Но ее слова повисли в воздухе. Эдуард едва взглянул на нее. Этот взгляд дал ей понять, что он не расслышал ничего из сказанного ею и продолжал диктовку.
Из того несметного количества отчетов, которые он проработал за неделю, решая, какие из огромного числа предприятий стоит сохранить, а какие следует перепродать – несомненно с выгодой для себя, причем продать он собирался большую часть своих предприятий – Элен сделала неутешительный вывод, что у новой секретарши жизнь будет намного легче!
Она засомневалась в правильности выбранной тактики. Когда она впервые объяснила, почему хочет уйти, Эдуард решительно отклонил эту идею, горячо доказывая, что независимость Маргарет не может ликвидировать их соглашение. Но теперь, похоже, он примирился с этим фактом, нашел себе новую помощницу, перехватив тем самым инициативу. И ей не было особого смысла пытаться выискивать достойный повод для расторжения договора.
В одиннадцать часов вечера Эдуард окончил работать. Одиннадцать часов назад они съели только омлет. Когда лихорадочная страсть к работе овладевала им, он забывал и о еде, и об отдыхе. Элен умирала от голода, в глазах ее плавал туман, спина ныла от напряжения. Она быстро поджарила рыбу, положила в духовку картофель и приготовила на скорую руку салат.
Эдуард явно наказывал ее – и не только за то, что она посмела выразить желание нарушить их соглашение, но и за ложь насчет телефонного звонка. Раньше, когда он трудился днями напролет, что было совершенно не под силу обычному человеку, он всегда предлагал Элен отдохнуть и только отмахивался, когда она начинала настаивать, чтобы и он сделал то же.
Он вошел на кухню, где обычно перекусывал на скорую руку. Элен поставила перед ним тарелку.
– А ты разве не присоединишься ко мне?
– Я не голодна, – устало ответила она, удивляясь, что он может выглядеть свежим как маргаритка, в то время как она чувствовала себя словно капустный лист, сорванный месяц назад.
Эдуард, прищурившись, неодобрительно взглянул на нее, и Элен решила задать наболевший вопрос, потому что в противном случае, ее бедный измученный мозг не нашел бы себе покоя всю ночь.
– Ты сказал, что уже нашел новую секретаршу. Мне надо передать ей дела. Когда она начнет работать?
– Понятия не имею. – Эдуард посмотрел на нее, весело блеснув глазами, уселся за стол, положил себе отменную порцию салата, и начал есть с большим аппетитом, ловко разделывая рыбу серебряной вилкой. – Давай забудем о твоей замене, хорошо? – предложил он с бесившим Элен спокойствием, ласково вглядываясь в ее застывшее лицо. – Ты же сама знаешь, что тебе не хочется уходить. – Он сделал рукой приглашающий жест. – Почему бы тебе не присесть, и мы поговорим обо всем спокойно.
Элен откупорила бутылку охлажденного мозельского, поставила ее на стол рядом с его бокалом. Он налил немного вина и через стол протянул его ей.
– Если ты чувствуешь себя слишком уязвленной, чтобы сесть, тогда выпей вина, это тебя утешит. И мы обсудим проблему, как взрослые здравомыслящие люди, – тихо и мягко проговорил он, и Элен увидела в его глазах уже знакомый ей блеск. В таком настроении Эдуард был весьма опасен.
– Нет, – сдавленно ответила она.
Когда Эдуард говорил с ней подобным образом, словно они были ближе друг другу, чем возлюбленные, дороже, чем самые преданные друзья, он мог уговорить ее, как и любую женщину на свете, на что угодно.
– Я слишком устала, чтобы разговаривать. И иду спать.