— Присаживайтесь, раз уж пришли. Предложила бы чаю, тем более он неплох, но я уже всё выпила, а за новым не дойду, — эльфийка развела руками.
Разговор вышел нескладным. Повилика откровенно не доверяла сородичу, сородич — не мог расслабиться в её компании, и, хотя оставался привычно вежливым и корректным, ни взглядом не выдавая своего неудовольствия, Ярая слишком давно и хорошо его знала, чтобы обмануться. И удивлялась, потому что прежде никогда не видела этого дружелюбного эльфа таким напряжённым.
Берношаль пробыл с четверть часа, ровно столько, чтобы не казалось неприличным удрать, сославшись на другие дела. Напоследок вновь пообещал поискать нужную книгу, разрешил обращаться к нему, если вдруг понадобятся консульские услуги, и откланялся.
Ярая же, пригрозив вернуться, отправилась провожать старого друга.
— Ну, что скажешь? — спросила, когда они поднялись на первый этаж и остановились у двери.
— Помимо того, что она не в себе? — со слабой усмешкой уточнил он. — Могу свидетельствовать, что с пленными шайтары обходятся чрезвычайно бережно, сэла Халлела чувствует себя прекрасно и вполне удовлетворена условиями содержания.
— А по существу? Как она тебе? Вы правда как-то по-особенному ощущаете вот эту отрезанность от корней? Как именно?
— Сложно, — вздохнул Берношаль и задумчиво добавил: — Но со слов очевидцев я ожидал более мучительного чувства…
— Поясни, пожалуйста.
— Ты уверена, что тебе это нужно? Это исключительно эльфийские проблемы.
— Я уверена, что мне любопытно, — честно призналась она. — Ну так что?
— Я слышал, что отрезанные воспринимаются как опасность. Как нечто давящее, жуткое и одновременно омерзительное. К отрезанным не на пустом месте возникло предубеждение, это не проблема снобизма эльфов. Я думал, что терпеть подобное общество сложнее.
— Хм. Я не знала, что всё так драматично. Извини, что втянула в это, и — ещё раз спасибо, что согласился.
— Ничего страшного, — улыбнулся он. — На самом деле мне тоже было интересно, никогда не встречал отрезанных. Тем более всё оказалось не столь мучительно, а просто неприятно и тревожно. Она кажется… чуждой, — осторожно подобрал он слово.
— А инородцы не так? — удивилась Ярая.
— Нет, совсем нет, — заверил Берношаль. — Все разумные не эльфийского происхождения воспринимаются одинаково, точно так же, как любые животные. А в ней как будто есть нечто неестественное. Правда, я не могу подобрать аналогию. Что-то такое вертится в голове…
— Может, именно из-за этого она понадобилась Новому Абалону? — предположила орчанка. — Может, её отрезали не до конца или случился ещё какой-то сбой в процедуре?
— И это только сейчас заметили? — усомнился Берношаль. — Нет, глупости. Нельзя срубить дерево не до конца и не заметить.
— А вдруг она сама укоренилась? — с азартом добавила Ярая. — Такое вообще возможно?
— Понятия не имею, — пожал плечами эльф. — Если и так, я ничего подобного не ощущаю. Она в таком случае должна восприниматься как представитель другого клана, но совсем не похоже.
— А вы и это чувствуете?
— Конечно. Но это ощущение сложно назвать неприятным. Что-то вроде благожелательного любопытства, в высоком эльфийском для этого ощущения есть специальное слово.
Берношаль озвучил, а Ярая только неопределённо хмыкнула: если общий эльфийский был пусть не простым, но воспроизводимым другими народами, то для освоения высокого у простых смертных недоставало возможностей речевого аппарата. Орчанка знала энтузиастов, которые его разучивали и даже, по словам остроухих, сносно говорили, но сама к этому числу не относилась.
— А как воспринимаются дети? Которые еще не бывали в священных рощах? И подростки?
— Как дети, — улыбнулся он. — Знаешь, ты вот сейчас заговорила про детей, и я вспомнил, что читал про отрезанных. Если бы существовала сказочная нежить, она могла бы вызывать сходные ощущения. И наверное, это самое точное определение, которое я могу дать. Вероятно, именно с этим связаны разница восприятия у меня и у тех, чьи слова я читал или слышал. Если предположить, что труп ходит и разговаривает, а ты оказался рядом, ощущения будут зависеть от готовности, от состояния трупа, от его поведения. Те же оторопь и тревога, но в разной степени: у кого-то нервное напряжение, а у кого-то паника.
— Ясно, — вздохнула Ярая. — И правда исчерпывающе.
— Прости, — продолжил он. — Я не знаю, чем еще могу быть полезен.
— Это ты меня прости, что отвлекла от работы, а тебе еще придётся эту книжку искать, — повинилась орчанка.
Они распрощались, и обратно к пленнице женщина двинулась в задумчивости. Словам и суждениям Берношаля она привыкла доверять, и сейчас он явно говорил искренне. Положение отрезанных прояснилось и оказалось еще более незавидным, чем думалось раньше, но интереса сородичей к Халлеле всё это не проясняло.
— И каков вердикт? — полюбопытствовала Повилика, когда орчанка вернулась.