— О чем вы рассказали? Вам разрешается говорить о себе?
— Ну конечно, в разумных пределах. — Она принялась перечислять, будто зачитывая инструкцию: — Можно рассказывать о себе, но не слишком личное, проявлять заинтересованность, но ненавязчиво. Решительно, но не жестко, участливо, но без лишних чувств. Ну, и так далее в том же духе. Я сказала Эркки, что мы с ним должны разработать особый язык, понятный лишь нам двоим, который посторонние расшифровать не смогут. «Посторонние» — значит его внутренние голоса, которые сбивают его с толку и отравляют ему жизнь. Я сказала, что нам нужно придумать секретный способ общения. Собственный тайный шифр. И если ему захочется рассказать мне о чем-то, то пусть зашифрует сообщение. А уж расшифровку я возьму на себя. — Она перевела дух. — Но на мои слова Эркки никак не отреагировал. Время шло, а я все ждала, когда он подаст мне хоть какой-нибудь знак. Мало-помалу меня одолела дремота. Сам облик Эркки излучал спокойствие — он выглядел хозяином моего собственного кабинета. А затем он вдруг поднялся, и я вздрогнула. Не обращая на меня никакого внимания, Эркки направился к двери. Подобное запрещается, поэтому я остановила его. Однако он лишь повернулся и указал на левое запястье, хотя никаких часов у него не было. Наше время вышло. Настенных часов у меня в кабинете тоже нет, но Эркки оказался прав: прошло ровно шестьдесят минут.
— И как вы поступили? — с любопытством спросил Сейер.
Доктор Струэл тихо рассмеялась:
— Я попробовала схитрить: улыбнулась и сказала, что у нас еще пять минут. И тогда он и произнес одно-единственное слово. Его первым сказанным мне словом было «ложь».
Сейер посмотрел в окно на зеленую лужайку. Он вдруг вспомнил, что уже поздно и пора возвращаться в отделение, причем не с пустыми руками, а с какими-нибудь важными сведениями. А ведь он даже на звонки не отвечал, пока сидел здесь… Возможно, они уже отыскали обоих… Пока он тут предавался размышлениям о загадках психиатрии… И об этой женщине… О том, что могло бы произойти… И будущее вдруг предстало совсем в ином свете.
— Затем, — продолжала врач, — я сделала в журнале пометку. Я поставила ноль по делу Эркки.
— Если Эркки угрожают, как он поведет себя?
На лице ее отразилось беспокойство — она явно переживала за Эркки.
— Он будет отступать. Он способен лишь на самооборону.
— А если отступать дальше некуда? На что он способен, если угроза действительно серьезная?
— Я вам сегодня уже пыталась намекнуть, но вы не поняли намека. Он просто-напросто кусается.
— И куда же он кусает?
— Куда получится.
Эркки спал. Остановившись в дверях, Морган разглядывал его. Грудь и живот спящего от шеи до пупка пересекал уродливый, неровно зарубцевавшийся шрам. Морган никак не мог придумать, откуда на груди Эркки взялась такая рана. Затаив дыхание, Морган лишь стоял и смотрел, хотя собирался разбудить Эркки. Сам Морган долго сидел на диване в гостиной, бездумно глядя в стену, и слушал радио. Ничего нового. Зато они сказали, что он взял сто тысяч крон. Морган пересчитал деньги — так оно и было. Теперь Морган тихо разглядывал Эркки, хотя ему казалось, будто есть что-то неприличное в том, чтобы вот так пялиться на спящего. Вот если бы на месте Эркки была девушка, все было бы иначе…
Во сне Эркки дышал легко, а его веки слегка подрагивали, словно ему что-то снилось. Черная кожаная куртка и футболка валялись на полу. «С чего мне вдруг захотелось его разбудить? — недоумевал Морган. — Я что, псина, которой не хватает общения? Ну его к черту — пусть спит себе. Все равно он неразговорчивый. Копается в собственном болезненном воображении, а до моей болтовни ему и дела нет. Тем не менее, когда он спит, может сойти за нормального… Интересно, во сне он остается психом?.. Неужели у него и сны безумные? Или где-то в глубине души он нормальный? Просто сам этого не осознает».
А потом Морган вдруг вздрогнул: Эркки неожиданно открыл глаза. Проснулся он мгновенно. Обычно, просыпаясь, люди ворочаются, всхрапывают и постанывают, а Эркки просто открыл глаза. В первые секунды после пробуждения они казались огромными, но потом Эркки заметил Моргана и прищурился.
— Что у тебя с грудью? — выпалил Морган. — Ты чего, харакири делал?
Двое из Подвала возились, собираясь с силами, поэтому Эркки молчал. Иногда они там такие неповоротливые…
— Мне чего-то тоскливо, — признался Морган. Вообще-то он был честным парнем. — Уже поздно. Давай выпьем?
Эркки медленно поднялся с постели. Ничего не изменилось. Посмотрев на пистолет в руках Моргана, он натянул футболку и прошел в гостиную. Морган поставил радио на подоконник, а антенну просунул наружу сквозь разбитое стекло. В доме было прохладно, но над лесом поднимался туман, и Эркки показалось, что вода в озере даже светится от жары.
— Я проголодался, — заявил Морган, — поэтому я глотну виски. — Вытащив из сумки литровую бутыль, Морган отвинтил крышку.
Эркки разглядывал его — по обыкновению, исподлобья, так что казалось, будто он что-то замышляет.