Но эта внутренняя свобода была только для Джоя. Симуляция моей собственной свободы, иллюзия, ложь во спасение сына. Научился ли он быть свободным, кто знает…
Сейчас я чувствовала, что птица с огненным крылом горящей машины и траурно-белым оперением простыни, в которую был завернут случайно погибший мальчик, птица, залетевшая в меня вчера, была хоть меньше той, старой, давно во мне живущей, но злее.
«Старая машина… молодой сын…» Машины нет, к черту машину! Но сын есть. И должен быть. Во что бы то ни стало должен быть сын. Иначе не будет меня.
Поверив когда-то, что собственный страх можно пересилить, только ринувшись в самую гущу того, что пугает, и улетая от собственного страха на войны и катастрофы, я всегда знала, что есть один самый страшный страх, в бездну которого мне не ринуться никогда, — сын. Дикий животный, действительно животный — до спазмов в животе, страх потерять Димку, поселившийся во мне сразу после того, как он сам маленькой точкой возник во мне.
Те, кому от меня что-то нужно, знают, в какую точку бить. Два покушения на сына. Две случайности, спасшие его. Или две жестокости на грани — посмотри, что будет, если ты не напряжешь мозги и не сделаешь, что от тебя требуется.
Но что требуется? Что? И кем?
Нашли они то, что искали? Хорошо, если да. Унесли бы все, вымели бы подчистую. В квартире с голыми стенами существовать можно. В квартире, наполненной страхом, нельзя. Страх почти материален. Заполняет пространство, как вода в тонущем судне. Прослойка воздуха становится все меньше, если не спастись — погибнешь, захлебнешься…
На часах было начало пятого утра. Спать не получалось. Наркоз стал отходить, и зашитая голова болела, что даже радовало. Словно физическая боль хоть как-то могла оттянуть на себя другую боль и другую тревогу, которая разлилась во мне за вчерашний день.
— В компах тоже кто-то порылся, — Димка уже сидел на обычном месте. Хотя заваленный посудой, книгами и бельем стол меньше всего походил на обычное место работы моего компьютерного гения.
— Ладно, не спится мне — старой пугливой тетке, но молодой организм мог бы и отдыхать. — Я кивнула головой на Толича (если с больной головой это можно было называть кивком). Наш милый масдай с пришепетыванием храпел на раскладной кровати, водруженной прямо поверх разбросанного хлама. Уставшие Толич с Димкой ночью даже не удосужились поставить ножки кровати на ровное место, и голова у Толича была ниже уровня ног. Но это его не слишком беспокоило. Живот, достойный изображать купол воздушного шара, мерно вздымался под одеялом.
— Скорее всего они согнали все, что было у нас на жестких дисках. Хотя залезать к нам ради этого не было смысла — через и-нет куда как легче. Может, попутно. До кучи…
— Тебе кофр не попадался? Мало что я осталась без машины, так еще и без кофра. Обвешаюсь всеми аппаратами и на твоем байке с ветерком поеду в правительственную резиденцию…
— Не попадался. Давай делить хату на зоны и все перерывать в поисках кофра.
— Может, лучше сразу раскладывать по местам.
— А ты уверена, что знаешь, где у чего в этой квартире место? — спросил сын и прижал к себе, будто это я была его ребенком, нуждавшимся в утешении, а не наоборот. А может, так оно и было. Иногда мне казалось, что в какой-то другой жизни Джой был моим отцом — сильным и надежным. Потом он родился, я стала его мамой и вынуждена была стать старшей. Но когда мы остались вдвоем, мне показалось, что мы снова поменялись ролями, теперь уже навсегда.
— Да-а! Невероятно, что это все жило в одной с нами квартире.
— Что это? — удивилась я, вытаскивая из груды вышитый шелком старинный герб. — Странные символы для герба. Корица, мускатный орех, гвоздика…
— Мать, ты еще помнишь названия специй и их внешний вид?! Ты когда ими последний раз пользовалась? Замок еще в этом гербе, шлем золотой, кроме твоей кулинарии. И что-то латиницей. Ща проверим в универсальном переводчике.
Джой быстро набрал на клавиатуре какой-то адрес после www, списал с вышивки цитату.
— «Себастиану Элькано. Ты первым обогнул меня». Комп говорит, что это на латинском. Я хоть лениво учил географию в школе, но, кажется, Элькано — это тот фраер, который вернулся с каравеллой «Виктория» из кругосветки, где грохнули Магеллана. И откуда это у прежнего хозяина?
— Он же мидовский чин был, подарили в какой-нибудь Испании. Джой, может, нам лучше пожить где-то в другом месте…
— Если за нас взялись всерьез, то достанут везде. Наши с тобой лежбища вычислить — раз плюнуть. Две бабки, твоя Ленка да пара-тройка моих… как бы это приличнее выразиться при собственной матери.
— Можешь не выражаться. Девочек хоть не подставляй. Они-то при чем? А про Ленку ты вовремя вспомнил. Если успею ее перехватить перед работой, может, удастся взять напрокат ее «Волгу». Если этот танк не в очередном ремонте.