Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)

У нас нет сведений о том, кто вставил в список на высылку Николая Александровича Бердяева: кто-нибудь из членов Политбюро или "аккуратный человек в ГПУ". Теперь, почти 70 лет спустя, это едва ли имеет значение. Значение имеет другое - нравственная позиция гонимых и гонителей. Ведь совсем недавно и те и другие находились в том обширном лагере борцов с российским самодержавием, который было принято называть "русскими демократами". Что же размежевало их, что сделало одних подсудимыми, а других судьями? Тогда, в 1922 году, окончательного ответа на этот вопрос еще не существовало. Спор еще продолжался.

Лето 1922 года Н. А. Бердяев проводил в Звенигородском уезде, в Барвихе, в одном из красивейших мест ближнего Подмосковья. Лето было грибным, щедрым. Все располагало к спокойному отдыху. Позади были кошмар голодного 1921 года, насильственные мобилизации московской профессуры на заготовку дров, очистку улиц от снега, на раскопку железнодорожных путей от заносов. У Бердяева не было особых оснований обижаться на материальные условия. В числе немногих известнейших до революции людей он имел право на академический паек. Согласись он хранить молчание, его едва ли тронули бы до начала сталинских репрессий. Его еще охраняли былая близость с товарищем молодости Луначарским, близкое знакомство с Каменевым, марксистское прошлое, заслуги в борьбе с царизмом.

Н. А. Бердяев не призывал к борьбе с большевизмом, он не входил ни в какую белогвардейскую организацию, не был связан с Антантой. Но, ощущая себя вольным русским философом, он не мог не говорить правду, не мог лгать. Неприятие двоемыслия - главная причина его изгнания.

В философской автобиографии "Самопознание" Н. А. Бердяев подробно пишет о своих разногласиях с большевизмом. Этот духовный спор стал одной из центральных тем его творчества.

"Что я противопоставлял коммунизму?.. Я противопоставлял прежде всего принцип духовной свободы, для меня изначальный, абсолютный, который нельзя уступить ни за какие блага мира. Я противопоставлял также принцип личности как высшей ценности, ее независимость от общества и государства, от внешней среды... Это совсем не значит, что я антисоциалист. Я сторонник социализма, но мой социализм персоналистический, не авторитарный..." 19.

В том далеком 1922 году такая трактовка социализма (очень близкая к концепции социализма времен перестройки) была совершенно неприемлема. Это воспринималось как бунт. А бунтовщиков...

В приговоре, принятом без судебного разбирательства, говорилось: "По постановлению Государственного Политического Управления наиболее активные контрреволюционные элементы из среды профессоров, врачей, агрономов, литераторов высланы в северные губернии, часть за границу... Высылка активных контрреволюционных элементов из буржуазной интеллигенции является первым предостережением Советской власти к этим слоям..." 20.

Информация о высылке, опубликованная в "Правде" 31 августа 1922 г., так и называлась - "Первое предупреждение".

Все высылаемые принуждены были подписать документ, согласно которому они подлежали расстрелу в случае возвращения в РСФСР. Были оговорены и материальные условия высылки, достаточно строгие и в известном смысле унизительные. Высылаемым разрешалось взять с собой одно зимнее и одно летнее пальто, один костюм и по две штуки всякого белья, две денные рубашки, две ночные, две пары кальсон, две пары чулок.

Негативные последствия изгнания начали сказываться на нравственной атмосфере общества практически немедленно: цель "первого предупреждения" запугать интеллигенцию - была достигнута. Один из высланных Михаил Осоргин вспоминает, как за несколько дней до отъезда он пришел на заседание Всероссийского союза писателей, одним из основателей которого являлся. Пришел, чтобы попрощаться с товарищами по перу. С большинством собравшихся его связывали долгие дружеские отношения. Он сказал небольшую прощальную речь. Но ответного слова не услышал. Все подавленно молчали. И только на улице к нему стали по одному подходить знакомые и говорить слова прощания. "И внезапно я догадываюсь, - пишет М. Осоргин, - ...что Союз уже достаточно напуган, что он уже не тот и будущее его предопределено" 21.

Увы, Михаил Осоргин не ошибся в своих грустных предчувствиях: Союз писателей вскоре превратился в "министерство социалистического реализма", в один из приводных ремней власти. Неоднократно являл он миру свое новое лицо: и когда участвовал в травле Е. Замятина, и когда обрекал на безгласие М. Булгакова, и позднее, когда по указке Андрея Жданова самозабвенно участвовал в хуле А. Ахматовой, М. Зощенко, Б. Пастернака. И была бесконечная и стыдная череда этих "потом"...

* * *