Не буди Лешего (СИ)

Лес осенний звучит по-особенному, воет в ветвях ветер. Не хочет природа смиряться с близкой своей кончиной. Всему живому пора на покой. И всё ж таки, как будто больше из привычки, жизнь сопротивляется. Ведь замереть надо, притвориться спящим до весны или впрямь в спячку впасть, но завывает ветер, зверьё ходит понурое, отъелись плохо, лето неспокойным вышло, осенние дары скудными — не получилось запастись ни жиром, ни припасами, как надо бы. С тревожным сердцем все мы ждём зиму.

Но есть ещё с пару погожих дней. Может, и я чего успею сделать?

— Какими бы твои глаза ни были, живыми или мёртвыми, а мне твой ласковый взгляд всегда душу радует, — Рада сделала ко мне пару быстрых шагов и упала в лапы. Она, как обычно, сначала делает, потом думает.

А спросила она меня, отчего как будто цвет глаз моих поменялся, да и общий облик весь? Не признать теперь меня. Зверь зверем и есть. Так я сначала к ней медведем вышел, и в медведе она меня не узнала. Удивлённо спросила так:

— Батюшка?

Потом чуть более уверенно:

— Алёша, ты?

То я ей братец, то батюшка, то Алёша. Сама всё никак не определится, бедная.

Перекинулся Лешим. Объяснил про глаза. Что нынче они у меня оба мёртвые, и не надо ей в глаза мне смотреть. Она хоть девица и крепкая, и привычная, но человеку теперь лучше взглядом со мной не сталкиваться.

Теперь мёртвый я.

Рассказала мне Рада, что за Родькой пошла. Я даже шутить не стал, чтоб оставалась со мной. Зачем ей Родька беспутный её? Тут такой хороший Алёша… был. Промолчал, даже начинать лень. Рада мне это заметила. И вообще заметила многое.

— А что это на тебе такая плохая рубаха?

— Да чем она плоха?

— Так в дырах вся. Худая. Да холодная. Неужто потеплей нельзя одеться к осени? — Рада меня рассматривала.

— Помилуй, Рада. Я же свою имею шкуру. И сверху на мне ещё медвежья и волчья.

— И всё равно рубаха плоха, — девица покачала головушкой. — Я, правда, шить не мастерица, но зашила бы. Зайти к тебе, Алёша, похозяйничать? Мне где-то бы ребёнка покормить. Но надолго я не смогу. Хочу уйти ещё по суху.

Вот дура баба или нет?

Куда идти — не знает. Где её Родька, и что за ведьма забрала его — не ведает. А по суху собралась уйти. Пока не дожди, не грязь, да после и не снег. Как будто далеко до этого.

— Пойдёшь в края южные. Немного обхитришь погоду, обгонишь, — говорю я. — Не отпущу тебя я, Рада, незнамо куда. Ведь ты, куда путь держать, не ведаешь.

— Буду у людей спрашивать. Битву не заметить было нельзя. Кто-нибудь да укажет путь. Дойду.

— Дурная. Себя погубишь и дитя. Зачем взяла с собой?

— Не смогла не взять, — она понурилась, потом сына вытащила из корзинки, которую ещё я давненько плёл, и обняла.

— Уйти хотела без него, а он не дал. Всё плакал и тянул ко мне ручки. Велиславчика-то оставила в доме Велимира. А с Радогором сказала, что пойду к матери. И у матери хотела его оставить. Уложить спать и сама уйти, пока ночь. А он как почувствовал. Всё ревел. Не дал уйти мне без себя, пришлось на руки брать и выходить.

У ней с собой всё её барахло. И доспех прихватила, и меч, и платье. Сама стоит в селянском, а одежду, что Кощей дарил, взяла с собой.

— Про одёжу не знаю, а что взяла доспех и меч, то правильно. Я тебя тоже кое-чем в путь снаряжу. Пойдём в дом. Да будь поласковее с моей Хозяйкой.

— С какой ещё Хозяйкой? — Рада насторожилась.

— Женился я недавно на Кикиморе.

Кажись, Рада, там где стояла, там бы и села. Да я не дал ей на землю садиться. Встряхнул за плечо.

— Чего так удивилась, девица? Расстроена, что сама замуж за меня не вышла, а теперь уж поздно?

Она как онемела. Потом только глазами похлопала.

— А что так худо смотрит за тобой твоя жена? Для женатого ты больно плохо выглядишь.

— Почему это плохо?

— Рубаха не починена, сам лохмат.

— Кикимора мне не прислуга. Хватает у Хозяйки Водной своих забот. А мне красоту наводить без надобности.

— Жена то не смогла уважить мужа? Помнится мне, кто-то меня заставил сапоги с него снимать и стирать рубахи. А я никто была тебе, просто мимо шла девица!

Вон оно как. Мимо она шла. А то, что я не дал ей заблудиться и сгинуть в лесу, а потом увёл от волчьего братства, не позволив из-за неё в лесу состояться драке, про то она не думает. На ночлег её устроил, ей обеспечил ужин. Утром на медведе отправил восвояси. Леший за услугу должен службу стребовать. Но… мог, конечно, заставить и снимать с себя сапоги, и готовить мне, и вообще любил какую учудить забаву…

— Не помню, чтобы ты противилась.

— Всё ж таки ты Лесной Хозяин. И молодец красивый, — добавила она, чуток задумавшись.

— Я человеком больше не обращаюсь. Ни к чему мне, — ответил ей.

— Значит, ты женат, и больше не хочешь быть человеком? — переспросила Рада в задумчивости.

— Нынче до тебя сказанное не сразу доходит? — провёл её в дом. Рада попросила подержать её сына. Как попросила? Просто сунула его мне в лапы, пока разбирала свою котомку.