Не буди лихо

Я рассмеялся, рассмеялся им в глаза, сказал, что чёрно-белое зрелище чувственного секса, особенно завершающий аккорд,  было впечатляющим, что я даже предположить не мог, насколько у меня темпераментная, гибкая и чувственная спутница жизни – просто цирковая акробатка, гетера, танцующая фурия.

Посылаю бывшей жене воздушный поцелуй, разворачиваюсь и триумфально удаляюсь, оставляя парочку в полном замешательстве.

Жаль, что не догадался снять пикантную сцену на телефон: в голову не пришло.

Ну и ладно. Зато я под впечатлением.

Моя жизнь, мои правила. А они… пусть сами разбираются. Каждый остаётся при своём: им секс, мне свобода от обмана.

И всё же интересно – как давно любимая водила меня за нос?

По нелепой случайности Часть 1

Посмотрев вслед уходящему поезду, доставившему его на нужную станцию, Антон решительно шагнул из тёплого брюха вокзала на дождливую улицу, которая больше напоминала  территорию заброшенного предприятия.

Сколько раз уже видел он открывшуюся взору неприглядную картину, но никак не мог привыкнуть к нелепому хаосу.

Выглядела площадь и улица так, словно кто-то радикально активный, но бесталанный и не цельный по натуре мечтал как-то обустроить эту территорию, имея  в голове несвязную, наивную, но весьма амбициозную цепочку красивых идей и карьерных планов.

Похоже, горе-архитектор заболел от избытка впечатлений, может запил или просто устал мечтать, передумал воплощать в жизнь намеченный бред, оставив свои идеи в стадии частичной реализации, чем и удовлетворил воспалённое самолюбие.

Подобные “шедевры” довольно реалистично воспроизводят декорации бомбёжки из фильмов про войну.

Местные жители до крайности утомлённые нелепым стечением обстоятельств, обрекших их на пожизненное заключение в рамках означенной территории, не сговариваясь, решили не обращать на данное обстоятельство никакого внимания.

Зачем, если нелепая серость и скудость провинциальной жизни без того прёт изо всех щелей, как бесстыжие шустрые тараканы на коммунальной кухне.

Население региона, за редким исключением, щеголяет в облезлых шапках-ушанках, в резиновых сапогах и потёртых обесцвеченных телогрейках: не потому, что модно, или принято так одеваться – от крайней нужды.

Антон пока выглядел несколько иначе – должность старшего зоотехника и одновременно заместителя директора в совхозе обязывала его одеваться более-менее прилично.

Пока он старался соответствовать образу сельского интеллигента, хотя жизнь его в реальности была ещё более скудная, нежели у его работников: ставка специалиста на селе в зоне рискованного земледелия благоденствием не балует: она просто есть, хотя наесться вдоволь не позволяет.

Напротив вокзала – автостанция. К ней и направился юноша, старательно огибая на щербатом клочке асфальта, гордо именуемом площадью, глубокие лужи.

Под тремя старинными тополями стоял сарай, освещённый болтающимся на корявом деревянном столбе тусклым фонарём, который и значился той самой автостанцией.

Перед сараем под открытым небом был сооружён дощатый настил и две скамейки, промоченные до черноты бесконечными северными дождями.

Настил был художественно заплёван шелухой семечек, разномастными окурками и окроплён помётом многочисленного семейства пернатых, прижившихся в густой кроне.

На этом пятачке сгрудились в ожидании утренних автобусов будущие пассажиры.

Антон как положено в этих краях поздоровался, занял очередь.

Пассажирам, купившим билеты первыми, достанутся сидячие места – это ощутимый бонус: остальные поедут стоя, что очень не просто на районных дорогах, если направления следования транспорта можно назвать дорогой в принципе.

Асфальт, да и то в чудовищном состоянии, клочками присутствовал только в самом посёлке, далее начиналась грунтовка, испещрённая вкраплениями ям глубиной в высоту колеса: то ещё родео.

Автобуса ещё нужно дождаться, а пока можно в полной мере насладиться колоритным местным острословием, каким талантливо наделён на суровом севере каждый.

Антон закурил, предложил папироски и рядом стоящим мужичкам, которые не стали отказываться от возможности затянуться халявным дымом.

Этим простым действием юноша освободил себя от необходимости начинать разговор первым.

Широколицый щербатый дядька с бесцветными глазами и недельной рыжей щетиной постучал деловито папироску о корявый с чёрной каймой огромный расплющенный ноготь, ловко пережал кончик гильзы в двух местах, смачно сплюнул себе под ноги и забросил готовую к употреблению цигарку в угол беззубого рта, жестом показывая необходимость прикурить.

Зажжённая спичка как прежде пачка папирос пошла по кругу, дав начало неспешной беседе обо всём и ни о чём.

Антон кивал, словно разговор и ему грел душу, а сам водил взглядом по сторонам, пропуская суть беседы мимо ушей.

Под деревом отдыхали, свернувшись клубком, три одномастных дворняжки, вздрагивая время от времени от тревожных впечатлений сонного мира.

Выжили бедолаги, натерпелись за суровую северную зиму.