Не будите Гаурдака

…и ничего на Белом Свете не осталось для него, кроме дикой агонии и странного жуткого звука на одной ноте, словно с кого-то заживо сдирают кожу и вытягивают жилы, нервы, веру, идеалы — и жизнь:

— Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!!!!!!!..

…закрыть, не пустить, не пустить, закрыть, спасти, не пустить…

Гаурдак почувствовал, что разум атлана, хоть и балансируя на грани безумия, медленно затягивает даже ту ничтожную лазейку за пределы круга, что имелась, и с ужасом понял, что еще несколько секунд — и древняя магия людей снова вырвет его из этого мира, как сорняк, втопчет в землю, закроет могильной плитой заклятья и рассеет по ветру саму память о нем на десятки, если не сотни лет.

— Проклятье-е-е-е!!!

В последнем отчаянном порыве полубог метнул прохладные тонкие нити принуждения в еще пока остающийся ход.

Он не видел цели, но знал, что она там.

Он не мог промахнуться.

Не имел права.

Это был его последний шанс.

И, как стрелы первоклассного стрелка, нити попали в цель.

Кириан вздрогнул, схватился за голову и, не открывая глаз, словно сомнабула, сделал несколько шагов и поднял камень размером с грейпфрут.

Через несколько секунд находка с силой опустилась на голову ближайшего Наследника, и он упал.

Круг разомкнулся.

* * *

Как ни прислушивалась Серафима к разноголосому нестройному хору Наследников[217], ничего разобрать не удалось, словно какое-то зловредное заклятье мешало составить из потока звуков хоть одно слово, хоть полслова, по которому можно было бы понять — или догадаться — как идут переговоры.

Или уговоры?

Или разговоры?

Или наговоры?

Или приговоры?..

Или…

Вымотанная, пригревшаяся под теплым Масдаем, с закрытыми глазами и разбегающимися мыслями царевна не заметила, как уснула — словно в яму ухнула. И ни случайные и невнятные выкрики товарищей, ни изумрудный свет, пробивающийся даже через сомкнутые веки, ни вздохи и бормотание Кириана, сочиняющего то ли стих, то ли ругательства, не смогли выдернуть ее из черно-зеленого провала сна без сновидений.

Это оказалось под силу только Ахмету, обрушившемуся на нее подобно тюку с ватой.

Не успев открыть глаза, Сенька рванулась в сторону, схватилась за меч…

Вернее, попыталась рвануться и схватиться: под двенадцатью квадратными метрами шатт-аль-шейхского ковра и центнером с гаком шатт-аль-шейхского же монарха подобные маневры так просто не проходили.

И не просто так — тоже.

— Ядреный пень… — прорычала царевна, остервенело силясь скинуть с себя хоть кого-нибудь из двоих, но в стараниях своих еще дальше забираясь под жесткую основу Масдая. — Что случилось?!..

Впрочем, вопрос это был, скорее, риторический, чем экзистенциальный, потому что летать без помощи Масдая и падать ей на голову без извинений Наследники могли только в одном случае.

И похоже, именно он сейчас и наступил.

Ковер, сообразив, что просто так из-под него Серафиме не выбраться, взлетел со слабо барахтающимся контуженным Ахметом на борту и освобожденная царевна подскочила, словно подброшенная пружиной: меч в одной руке, нож в другой, глаза, отыскивая врага, прищурены до долей миллиметра против ожидаемого ядовито-зеленого свечения…

Но вместо травянистого сияния вечер теперь окрашивала густая синева. Она заливала разбросанные повсюду тела, иссиня-черное пятно там, где полчаса назад была лишь очерченная Адалетом окружность, бледнеющие золотистые клеточки волшебной сети… и высокую худощавую фигуру с задумчиво опущенной головой.

Черные с проседью волосы ниже плеч, сутуловатая спина, нос крючком, странного кроя одежда из лиловой кожи…

Кто это?

Не похоже ни на кого из…

«Едрит твою через коромысло!!!» и метательный нож вырвались в мир одновременно. Единственная разница между ними была в том, что лесогорское народное выражение до Гаурдака долетело. Нож вспыхнул алым и взорвался каплями расплавленной стали в метре от цели, и омытая синим светом фигура, не отвлекаясь от размышлений, вскинула руку в сторону царевны.

Серафима бросилась наземь, откатилась в сторону, ожидая залпа огнем или льдом, застыла… и неожиданно для самой себя поднялась и двинулась к полубогу, сосредоточенно рассматривающему землю у своих сапог.

«Э-э-эй, я не хочу, я куда, стой!..» — хотела выкрикнуть она, но внезапно язык отказался ей повиноваться — как и остальные части тела.

Рука разжала пальцы и выронила меч, а предатели-ноги несли обескураженную хозяйку к Пожирателю Душ, переступая медленно и неловко, словно чужие — но без остановки.

— Иди сюда, дитя моё, — Гаурдак поднял голову, и желтые глаза на хищном лице сверкнули то ли радостью, то ли голодом. — Как ты относишься к тому, чтобы помочь мне осчастливить Белый Свет?

К своему великому сожалению, ответить вслух на этот вопрос она не смогла тоже.

Стиснув зубы, Сенька изо всех сил пыталась восстановить контроль над взбунтовавшимися конечностями, но с таким же успехом она могла попытаться остановить ток собственной крови в жилах или приказать ушам не слышать.

Обуглившаяся земля дрогнула и зашевелилась, словно очень большой крот — или десяток маленьких — стремились выбраться на поверхность.