Не будите изувера

– Чего вылупились, мажорчики? Глазенки прикройте, пока имеется, чем смотреть, да слюнку втяните – голых девок не видели? Занимайтесь личными проблемами, а в наши не лезьте.

Парни переглянулись, но связываться с мужиками не стали: себе дороже. Хотя могли побороть драчунов количеством и наглостью,

Надюху Толян попытался заставить одеться, но той все еще нужны были зрители. Она то выбегала на песок, натягивая на себя футболку и сияя белым задом, то снова пряталась. Когда парень чуть ли не силой справился наконец с неугомонной девкой, его спина лоснилась от пота. Разорванные трусики он хотел выкинуть, но Надя не дала: повязала обрывки на руку и восхищалась ими, как драгоценным браслетом.

Девушка явно провоцировала компанию молодежи. Пробегая мимо, крутила юбкой так, что видно было голое тело до пояса. Потом оглядывалась и показывала парням язык. Или пела песенку, которую, видимо, придумала на ходу. Толян понял, что остановиться девушка уже не может, потому что песенка была очень странной. Он догадался об этом, когда увидел вытаращенные глаза парней:

Я, Надюха-попрыгуха,

Откушу тебе два уха,

А потом отрежу нос,

Чтоб пробрал тебя понос.

Выколю твои глазенки,

Чтоб не видел фотопленки.

И зашью жгутами рот.

Я лесновский живоглот.

– Ну, выпросит сегодня девка на пряники, – бурчал Толян, чувствуя, как снова растет возбуждение и напряжение в паху, – надо уходить, пока еще чего-нибудь не случилось.

Но отвлечь Надюху от ее потехи было невозможно – она как будто с цепи сорвалась. С трудом выдержал он еще полчаса, подождал, пока Юрок проспится, а затем, оставив домашнее покрывало лежать на песке, силком потащил друзей в обратную дорогу. Он, конечно, предполагал, что пьяная Надежда доставит серьезные неприятности, но если бы знал, что случится с ними в эту ночь, никогда бы не покидал комнату в сарае.

Глава 8

– Что там, что? – забеспокоился Сегамачо, который из-за спины друга ничего не успел рассмотреть.

– Серега, глянь.

Котыч опять навел фонарь на незнакомку, и его друг увидел распахнутые, как для соития, голые бедра с темным, блестящим влагой треугольником посередине. Бордовая юбка была закинута на грудь женщины. Трусы белели рядом.

– Серега, что это? – дрожащим голосом спросил он друга.

– А я почем знаю. Проверь, дышит или нет.

Котыч наклонился ниже, и в нос ему ударил сильный запах алкоголя. Он протянул руку к шее, чтобы потрогать пульс.  И тут женщина, открыв глаза и посмотрев на мужика, как ему показалось, вполне осознанно, вдруг заорала на весь лес:

– Черный во-о-рон, черный во-о-рон…

Мужики подскочили, как ужаленные.

– Что за… – выругался с перепугу Котыч и уронил фонарь. Тот покатился в кювет, оставляя светлый след, а затем погас. Они остались во тьме.

Женщина все кричала и размахивала руками, потом со стуком уронила их на землю и опять затихла.

– А чтоб тебя! – выругался снова Котыч. – Вот ведь как напугала, зараза, – он присел и стал шарить в траве.

– И не говори! Думал, в штаны тут же наложу, так передрейфил, – поддержал его Сегамачо, пытаясь найти фонарь с другой стороны. Рука его неожиданно наткнулась на теплое женское бедро. Он провел ладонью немного выше, коснулся пальцами кучерявых волос, и его сознание как будто взорвалось.

Что случилось дальше, он так и не понял, одно только крутилось в мозгу: если сию минуту он не поимеет эту пьяную бабу, непонятно, как оказавшуюся ночью в лесу, то просто сойдет с ума. Он стал лихорадочно расстегивать ремень.

– Ты что делаешь?! –  в ужасе воскликнул Котыч. – Совсем ума лишился?

– Костян, отстань. Она все равно ничего не соображает, – захлебываясь слюной, шептал Сегамачо, стаскивая с ягодиц штаны. Он снял с головы кепку, вытер ее влажный треугольник, краем сознания вспомнив о гигиене, и с коротким всхлипом вошел в теплое лоно женщины.

Все закончилось через две минуты. Помутнение как началось, так же быстро и прошло. Сергей Иванович, пожилой уважаемый человек, деревенский участковый, неуклюже поднялся с земли и, боясь взглянуть на друга, стал одеваться и отряхиваться.

Котыч молча смотрел на него и не верил своим глазам. Он вообще отказывался верить в то, что произошло на обочине. Все было так неожиданно и стремительно, что ничего сказать или сделать он не успел.

– Ну что уставился? – сердито проворчал Сегамачо. – Кто-то ее уже до нас оприходовал. Я не первый. У тебя сто лет уже бабы не было. Давай, пока есть возможность.

– Я не ты, так сорваться не могу. Я брезгливый. А ты, Серега, молодость вспомнить решил, когда не пропускал ни одной юбки? Тебе не противно?

– Теперь противно, а пять минут назад будто переклинило, – он на секунду замолчал, потом продолжил. – Ладно, прекращай меня воспитывать, волосы на себе рвать точно не буду, их и так уже не осталось.