Не будите спящую пантеру

Он всегда был не такой, как все. Его гувернером был французский лейтенант, попавший в плен во время Крымской кампании, с почетом прижившийся в имении Северниных и ставший большим другом юного отпрыска хозяина имения, вернувшегося инвалидом из осажденного Севастополя.

В Сибирском кадетском корпусе юноша больше изучал науки и иностранные языки, не желая участвовать в ночных походах к барышням, что не мешало ему легко присоединяться к любой компании, не выделяясь в общем веселье.

Хорошие способности и склонность к европейским языкам открывали ему перспективу службы в Западном округе, но он был выпущен подпоручиком в Туркестан, в отдельный корпус пограничной стражи.

Молодой офицер сразу обратил на себя внимание своими манерами, успехами в изучении фарси и тем, что редко появлялся в шумных офицерских компаниях, не заводя ни с кем приятельских отношений.

Несмотря на кажущуюся холодность, это была пылкая натура, унимаемая только волей хозяина. Иногда в воле открывалась небольшая щелочка, и тогда натура становилась настолько светской, что все уже забывали о том, что совсем недавно она говорила, что черное это черное, а не серое, как уверяли все окружающие. И последняя стычка с афганскими контрабандистами уверила всех сослуживцев в том, что в отношениях с поручиком Северниным нельзя переступать установленные им грани, а Владимирский крестик с мечами, засверкавший красной капелькой на его груди, снова на шаг отделил его от всех офицеров.

Никто не удивился тому, что через три года поручик поступил в Николаевскую военную академию и по ее окончании вновь вернулся в корпус пограничной стражи, помощником начальника штаба пограничного полка, расквартированного в губернском городе N.

Штабс-капитан с академическим значком был завидной партией. Полковые и губернские дамы томно вздыхали при встрече с офицером, находя его похожим на Печорина или Чайльд-Гарольда, и искали поблизости Бэлу, которая могла бы его увлечь.

А на прошлом литературном вечере в дворянском собрании произошел невероятный конфуз.

Свои произведения представили два молодых писателя и известная своим поэтическим даром надворная советница Максимова Наталья Николаевна, считавшаяся первой красавицей в губернии, в чем ежедневно и ежечасно уверяли желавшие ее поклонники.

Стихи были нежные и посвящены сбежавшему любимому коту. Стихи очень простые, запомнить их невозможно, потому что каждый человек говорит почти такие же слова своему любимому котейке:

   милый мой котик,
   белый пушистый животик,
   лапки пушистые мягкие,
   будишь меня по утрам,
   ласково жмешься к ногам,
   я по тебе так скучаю,
   где ты сейчас, я не знаю,
   жду тебя денно и нощно,
   снишься ты мне темной ночью,
   когти твои золотые,
   глазки твои голубые,
   жду тебя, милого друга,
   твоя навсегда подруга,
   приходи, так тебя жду,
   ночью одна я не сплю.

Стихотворение читалось речитативом с нежным придыханием и получило бурные аплодисменты собравшихся ценителей искусства.

Дамы бальзаковского возраста утирали слезы крохотными батистовыми платочками, подозревая, что одним котяткой здесь дело не обошлось. Молодые девицы, не стесняясь, плакали крупными слезами. Офицеры гарнизона целовали поэтессе руки, а более ловкие ухитрялись поцеловать и податливые пальчики. Поэтические натуры наперебой говорили, что госпожа надворная советница встала в один ряд с Пушкиным и Байроном, совершив переворот в мировой поэзии.

По неизвестной причине, присутствующие на литературном вечере, почти одновременно обратили внимание на то, что во всеобщем ликовании не участвует штабс-капитан из корпуса пограничной стражи: он задумчиво сидел на последнем стуле, опершись на эфес шашки руками и положив на них подбородок.

Заметив общее внимание, штабс-капитан встал, отвесил общий поклон, негромко звякнув серебряными шпорами, повернулся и пошел к выходу.

— Господин капитан, а вам стихи не понравились? — кокетливо спросила Наталья Николаевна.

— Мадам, это не стихи, а причитания по случаю кончины вашего кота, — ответил офицер.

— Мой кот, слава Богу, не умер, он жив, здоров, только где-то гуляет, — парировала надворная советница.

— Что ж, у вас есть возможность выйти на улицу и позвать его, а если он не откликнется, то завести себе нового, — сказал штабс-капитан и вышел.

— Ну, совершенно несветский человек этот капитан. Разве мы не знаем, что это не стихи, но мы же ничего не говорим, — обменивались между собой мнениями расходившиеся по домам участники литературного кружка.

На следующий день весь губернский город был взбудоражен известием о том, что надворный советник Максимов Николай Павлович, чиновник VII класса, вызвал на дуэль штабс-капитана Севернина за оскорбление им Натальи Николаевны на поэтическом вечере.