Читаем Не был, не состоял, не привлекался полностью

В серый предрассветный и холодный час мы высадились в Междуреченске. В прошлом и, вероятно, ныне Шуйске. Оказалось, что на экзамене я допустил неточность. Здесь реку называли СУхоной, а не СухОной. Междуреченск оказался тишайшим городком, без заводов, железный дорог и трамваев. Тысяч пять жителей существовали по старинке. Город окружали леса и болота. Я, увы, не любопытен и лишь однажды за все каникулы пошел в лес.

Ягоды, дичь, дрова – все это было в лесу, вестимо. В Сухоне рыба водилась в достатке. Мать пекла пироги с ягодами в большой русской печи. Запомнился лещ в коричневатой кожице, поджаренный на противне. Величиной он был как те легендарные рыбины, что срываются с крючка у бывалых рыболовов. Жарить такого красавца на газовой плите немыслимо. На базаре продавали много даров природы и дешево по сравнению с Москвой. Базары бывали по воскресениям, а страна, заводы, школы, учреждения жили тогда по шестидневкам. Выходных получалось больше, а безработных, соответственно, меньше. Все текло и изменялось, но междуреченцы говорили, гордясь:

«Мы – медвежьи уголки России». Почему-то во множественном числе. Иногда называли свой городок Шуйском, как в прошлые века. Междуреченцы валили лес, охотились, рыбачили, служили на пароходах, буксирах, баржах, трудились грузчиками. Отмечали не только революционные, но и престольные праздники. Умели выпить. К сожалению, не все. Случались на праздники и бессмысленные кровопролития.

Мне предстояло есть, пить, отдыхать, словом, делать, что хочешь. По неопытности я не мог представить, как мне хорошо. Восьмой класс я окончил неплохо, впереди был девятый, а там недалеко и Будущее.

Сестра принесла родителям очередную похвальную грамоту, на этот раз за пятый класс и тем более могла заниматься, чем хочет.

Третьим, но, вероятно, основным действующим лицом был мой двоюродный брат Павлуха. Так я называл его в отличие от взрослых, более вежливых. Родного брата у меня не было, но наши матери были родными сестрами. Тетка доверила своего единственного сына моей матери на лето, избавясь от выезда из города на дачу.

Как-то в прошлом нас поручили на лето тетиному вниманию. В тот год дачу сняли в настоящей деревне. Деревни той нет, на ее месте, на Воробьевых горах, построили Университет.

Напротив нашего дома проживала семья, владевшая многими коровами. Я не раз наблюдал, как коровы возвращались под вечер с пастбища домой. Интересно было, какая корова идет впереди стада. Считалось, что от этого зависит завтрашняя погода. Радио тогда у простых людей не было, погоду по радио не слушали.

Очень любопытно было смотреть, как отпирают крепкие и широкие деревянные ворота и в них степенно, не толкаясь, входят, словно вплывают, огромные коровы. Девять подряд.

Тогда я не знал еще, как и коровы, что эпоха требует хозяев раскулачить.

Павлуха был ровесником моей сестры и полным ее антиподом. Сестренка – худенькая, черноволосая и черноглазая, а Павлуха – чрезвычайно упитанный, с золотистыми курчавыми волосами. Комплекция не мешала ему опровергать ходящее представление, будто толстые дети спокойны и флегматичны. Павлуха носился, дразнился, что-то организовывал, не знал покоя и другим покоя не давал. В отличие от своей двоюродной сестрицы, Павлуха страдал от существования грамматики. Он не мог писать без ошибок. Еще в школе была и другая трудность. Он хотел писать и рисовать левой рукой, а учителя заставляли правой. Шагать лучший поэт эпохи требовал «Левой, левой, левой!», а писать педагоги велели только правой.

Павлуха был добр по природе. Однажды мне подарил маленький перочинный ножик. Просто так, без намерения подлизаться.

И вот, доброго малого заставляли писать правой рукой.

Если бы на землю прилетели марсиане и назначили Павлуху главным вождем, он мог бы заставить всех педагогов писать левой рукой. Но марсиане задерживались, и бедняга выписывал буквы правой, выписывая их поодиночке. Только учитель рисования разрешил рисовать левой. Но разве учитель рисования в школе равноправный учитель?

Поставленная перед Павлухой на лето задача оказалась не простой. Отдыхать легко. Труднее подтягиваться по русскому письменному и давать отдыхать другим. В подтягивании принимали участие сестра и я. Отец работал и отсутствовал, наезжая изредка. Мать кормила, воспитывала, обстирывала, следила за здоровьем поколения.

Мы быстро приспособились к междуреченским порядкам, и блаженные каникулярные дни помчались чередой.

Сестра вела себя просто, без затей. Я вошел в круг местных футболистов и регулярно переправлялся на лодке на правый берег, где находился стадион. Скромненький. Скромненьким был и класс местных футболистов. Дважды я сподобился играть в междугородных матчах. На пароходе прибыла футбольная команда городка Тотьмы и обыграла сначала команду леспромхоза, а потом сборную города. Вероятно, мое физическое развитие опережало умственное, и поэтому я играл за взрослых.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное