Не был, не состоял, не привлекался

В те годы был такой анекдот: армянское радио спрашивают: «Должен ли коммунист платить налоги с взяток?». Радио отвечает: «Хороший коммунист должен». Самочувствие моей супруги и близких, получавших зарплату без всякого микста, было получше моего. Поэтому они одобрили мое решение перейти на работу в государственное издательство. И в конце 1954 года я решил расстаться с богиней правосудия Фемидой.

Один мой коллега, многоопытный и востребованный клиентами адвокат, побеседовал со мной, сделав попытку направить на путь истинный.

Михаил Александрович выделялся высоким ростом, мощным сложением, деловитостью и очень уравновешенным характером. Он не тратил времени попусту, но иногда общался со мной, рассказывал интересные эпизоды из своей практики. Эпизоды по сути страшные, но по форме смешные.

В годы интенсивных репрессий он однажды защищал рабочего, бесплатно, по существующему закону.

Рабочий трудился на землечерпалке, на таком, с позволения сказать, кораблике, единственным членом экипажа. Друзья дали ему прозвище – директор.

Обвиняли его в контрреволюционной агитации. Между тем, он, вероятно, до ареста не знал таких слов вообще.

На суде он при всяком случае твердил: «Граждане судьи, я не директор». До суда адвокат пытался объяснить ему, что его обвиняют не в директорстве, но безуспешно. У работяги на этот счет было свое мнение. Знал, что директоров сажают. В последнем слове он в последний раз сказал: «Я не директор». Его оправдали. Редкий, конечно, случай, но бывало. Когда приговор огласили и спросили, понятен ли он ему, он подтвердил и, повернувшись к адвокату, сказал: «Я же вам говорил, что я не директор».

Другой эпизод был посерьезнее. Михаил Александрович направился в подмосковный город на выездной процесс военного трибунала. Ехал вместе с членом трибунала, которому предстояло быть председателем суда. Их разместили вместе, в один гостиничный номер. Такие существовали простые нравы. Среди ночи член трибунала вскочил и разбудил Михаила Александровича.

«Я знаю, – ты член разветвленного контрреволюционного подполья!» – сказал он. Михаил Александрович молниеносно нашел спасительный ход. «Знаешь, я не буду запираться! Я скажу, что возглавляешь это подполье ты!». К трибунальцу вернулось сознание, и он дал задний ход: «Нельзя такое говорить, даже в шутку!».

Голыми руками Михаила Александровича было не взять. Однажды молодой чиновник из органов юстиции затеял проверку регистрационных карточек клиентов Михаила Александровича. Вызывал их для беседы. Искал материал для шантажа. Сделал он это по наводке коллеги, шустрой адвокатессы, пожелавшей, вероятно, уравнять свой доход с доходом видного адвоката. Дело кончилось плохо, не для адвоката, а для предприимчивой парочки.

Михаил Александрович был здравомыслящим человеком. Он как-то рассказал, что в сорок лет у него случился инфаркт. До этого вел образ жизни, включающий ночной преферанс, коньяк и так далее. А после инфаркта резко изменил режим и бросил курить. «По-другому себя почувствовал, память лучше стала, даже голос улучшился. Это для адвоката тоже важно», – рассказал он.

И этот серьезный, внушающий доверие человек попытался мне объяснить, что я делаю большую ошибку. Он говорил, что, по сравнению с другими профессиями, адвокатская в наше время сказочная. Не надо ежедневно от и до ходить на работу, на обеденные перерывы. Адвокат в большой степени хозяин своего времени. Завоевывая признание, он сам определяет содержание своей работы, берет наиболее интересные дела. Он полагал, что у меня неплохое будущее.

Я не считаю себя упрямым человеком. Однако помню несколько эпизодов в своей жизни, когда я проявлял жестоковыйность. (Слово, понравившееся мне в Библии.) И я перестал служить Фемиде, как оказалось, навсегда. Жалею ли я об этом? Из шахматной практики я усвоил, что если вы обдумываете очередной ход, не надо думать о ходах, которые вы сделали раньше. Не надо искать ошибки в прошлом. И не надо огорчаться.

Скептик