Не было бы счастья...

Павел, увидев, что я его заметила, не спеша направился ко мне. Взгляд его прищуренных глаз, как мне показалось, таил в себе угрозу. Во всяком случае, выглядел он довольно неприветливо. Интуитивно я вся сжалась и приготовилась к обороне.

— Марина, может, нам все же стоит поговорить? — начал он с вопроса, больше напоминавшего приказ. — Мне кажется, кое-что не мешало бы выяснить, — продолжая держать меня на прицеле своего пристального взгляда, добавил он.

Я растерянно молчала.

Павел немного подождал и, видимо оценив мое состояние, уже мягче предложил:

— Давай зайдем куда-нибудь выпить кофе, там и поговорим.

— Нет! — наконец обрела я дар речи. — Не вижу никакой необходимости в разговоре.

— А ты не думаешь, что нам надо объясниться? — продолжал настаивать он, не теряя самообладания.

Зато я окончательно его растеряла. Во мне поднималось и росло возмущение вперемешку с обидой и горечью. Срывающимся от волнения голосом я сказала:

— Нам не в чем оправдываться друг перед другом. Нас ведь ничто не связывает — вы своей жизни хозяин, я своей. Так что нет причин выяснять отношения...

Павел молча смотрел на меня. Он уже не был так спокоен и хладнокровен. Глаза еще больше сощурились и стали похожи на два ледяных осколка, просвечивающих сквозь густые ресницы. Я едва выдерживала его взгляд, но из последних сил старались не отводить своего.

— И все-таки кое-что я скажу и прямо сейчас. Я никогда не встречал более упрямого... более твердолобого человека, чем ты. — Павел слегка покачал головой.

Теперь-то я уже точно видела, что он был далеко не так спокоен, как мне казалось.

— Не понимаю, что тебя заставляет бежать от жизни? Ты готова соорудить китайскую стену, лишь бы не видеть то, что не хочешь, а вернее, боишься увидеть. Готова поверить всему... Откуда такая потребность во лжи? Объясни, зачем тебе это? Неужели ты не видишь... не чувствуешь?.. Если бы я хоть что-нибудь понимал... — Он в бессилии развел руками и замолчал. Взгляд его потух, еще на мгновение задержался на моем лице, но потом, безнадежно махнув рукой, Павел повернулся и быстро зашагал прочь.

Я словно в трансе застыла, глядя ему вслед. Что я не вижу? Чего не чувствую? Что он хотел этим сказать? Откуда это ощущение пустоты и утраты у меня внутри?.. Ведь это я считала себя правой, уязвленной в своих чувствах... Почему же ощущаю себя виноватой и в чем?

Неизвестно, сколько бы я так стояла, если бы не появилась Катя. Я даже не заметила, как она подошла, и, когда Катя окликнула меня, я, вздрогнув, уставилась на нее так, словно она вдруг выросла передо мной из-под земли.

— Что произошло? Это был он? Что он тебе сказал? Ты ужасно выглядишь! — Голос ее звучал тревожно, и это окончательно привело меня в чувство. И я сбивчиво передала ей суть нашего с Павлом разговора.

Выражение Катиного лица изменилось.

— У меня нет слов! — Катя смотрела на меня почти так же, как несколько минут назад смотрел Павел. — Ты неисправима!

— Катя, пожалуйста! Я как-нибудь разберусь, сейчас у меня просто нет сил. Честное слово...

Выражение ее лица немного смягчилось, но она продолжала буравить меня взглядом своих больших серых глаз.

— Я только два слова скажу, — быстро заговорила она. — Мне кажется, ты не понимаешь, что сейчас совершаешь большую ошибку, но я очень надеюсь, когда ты отойдешь, ты это поймешь и хотя бы попробуешь ее исправить. Все, я умолкаю и обещаю больше к этой теме не возвращаться.

На следующий день Катя уехала. Дни однообразной чередой потянулись друг за другом. Павла я иногда видела на работе. Держался он со мной по-прежнему доброжелательно, только, может быть, чуточку отстраненно и попыток поговорить больше не предпринимал. Мне казалось, что теперь он и сам, без надобности, старался не попадаться мне на глаза. Так прошла неделя. Я переходила из крайности в крайность. То радовалась, что теперь ничто не мешает спокойному и привычному течению моей жизни, то вдруг, особенно вечерами, когда, уложив Катю спать, оставалась наедине с собой, начинала упрекать себя за то, что не дала ему шанса высказаться и объясниться, как он предлагал.