Не было бы счастья...

Федор встал на четвереньки и принялся внимательно рассматривать берег рядом с валуном.

― Что ищем? ― наклонилась я рядом.

― Не знаю. То, что он бросил.

Кроме травы, грязи и камней, перед глазами у меня ничего больше не было.

Федор подобрал что-то у самой воды и растерянно присвистнул. У него на ладони лежал кусочек тусклого желтоватого сплава, размером с фалангу пальца, корявой конфигурации.

― Что это?

― Я, конечно, не геолог, но очень похоже на самородок золота.

― Откуда в средней полосе России может взяться месторождение золотых самородков? Здесь все, что можно добыть, уже добыли!

― Кто ж его знает. А вдруг еще кое-что осталось... Когда-то на территории современной Москвы серебряные рудники были. Что мешает реке размыть неизвестное месторождение и принести самородки сюда... Так. Сматываемся, ― он тревожно огляделся по сторонам. ― Или мы следующие кандидаты в мумии.

― Федя, давай напрямик! ― запаниковала я.

Мы рванули, не разбирая дороги, подальше от опасного места. Федор прихрамывал впереди и тащил меня за руку. Я, как могла, уворачивалась от веток и старалась не спотыкаться на кочках.

― Мы, кажется, не в ту сторону бежим, ― просипела я на последнем издыхании.

Ельник кончился, стали попадаться березы и осины, а поле разнотравья так и не появилось.

― Вот, черт! ― растерялся он.

― А-а-а, мы заблудились, ― зашмыгала я носом. ― Вдруг мы на минное поле попадем, вот будет потеха...

― Лизавета, не реви, Земля круглая, куда-нибудь да выйдем. Вон там, посмотри, просвет.

Мы двинулись в ту сторону. Федор потянул носом.

― Дымком попахивает. Стой здесь. Я ― быстро.

― Не-ет! ― взмолилась я. ― Я ж от страха умру...

Как индейцы на тропе войны, мы неслышно передвигались от дерева к дереву и общались знаками.

Под прикрытием дикого жасмина мы затаились и смогли рассмотреть опушку. Даже не опушку, пространство, расчищенное от леса. За прогалиной виднелся омут, черный, зловещий, неподвижный. У самой воды стоял шалаш. Рядом был разложен небольшой костер. Над ним на треноге висел котелок.

Из шалаша вышел Леший в спецодежде. Он постоял у воды, потянулся всем телом так, что захрустели суставы, повернул голову и посмотрел прямо на меня. Низкий лоб, близко посаженые глаза и срезанный подбородок ― лицо человека с ярко выраженными умственными отклонениями.

Я перестала дышать, а душа очутилась в желудке и забилась там птицей.

Леший шлепнул комара на лбу и скрылся в шалаше. Я смогла выдохнуть и вернуть душу на место. Бледный Федор показал мне несколько жестов, которые в переводе означали: «Соколиный глаз и Верная нога осторожно отступают к своим вигвамам, стараясь не пуститься в паническое бегство».

На этот раз, не мудрствуя лукаво, мы быстрым наметом двинулись вдоль реки и вскоре вышли к валуну и поляне незабудок. Оказывается, мы сделали петлю и вернулись к исходной точке, омут находился выше по течению реки.

В лесу уже начало смеркаться, когда мы достигли водяной мельницы и остановились перевести дух. Дышали мы, как загнанные лошади. Доведись кому-нибудь увидеть нас, тот бы решил, что два путешественника только что совершили побег из логова кровожадных людоедов. Измазанные глиной, с паутиной в волосах, мокрые, исцарапанные, мы представляли собой жалкое зрелище. Федор умудрился где-то порвать рубашку, и клок ткани болтался на рукаве.

Не сговариваясь, мы повернули обратно в лес и под прикрытием деревьев пробрались к флигелю, а уж там короткими перебежками, воровато озираясь по сторонам, пробрались в дом.

― Лиза, ― сказал Федор, вваливаясь вслед за мной в светелку. ― Чует мое сердце, здесь творятся нехорошие дела. Монстр с ярко выраженным синдромом Дауна шастает по лесу и швыряется золотыми самородками. Мумии пропадают из-под носа, и контрольно-следовая полоса окружает поместье. Увольняйся-ка ты из компаньонок и первым же литерным уезжай домой. Всех денег не заработаешь. А с работой я тебе помогу ― к знакомым ребятам в банк пристрою.

― Ты что, Федор, как же я брошу Эмму Францевну, Глашу и дядю Осипа?! Они мне как родные. А Гоша? Его же искать надо!

― Лизавета, ты ведешь себя, как упрямый ребенок. Какой из тебя защитник? Смех один. Не лезь в игры, которые не понимаешь!

― Вот и уезжай, если ты такой трус. Что ты тут все вынюхиваешь? Зачем весь дом перерыл? Почему за мной по пятам ходишь?

― Я-то уеду, а вот ты как здесь жить будешь? Лазать по деревьям, сидеть в ямах, прикидываться бедной Лизой?

Опасаясь длинных ушей Глаши, мы орали друг на друга шепотом. Я с трудом вытолкала Федора, оставив последнее слово, конечно, за собой. Не могла же я признаться, что меня здесь держит то же чувство, которое заставляет исследователей продираться через джунгли, погружаться в пучину океанов и лезть в жерло вулканов. Видимо, в меня попал микроб любопытства, и я заболела этой болезнью в тяжелой форме. Охота - пуще неволи!

Неволя, рабство, плен... Только испытав на собственной шкуре прелести кандалов, начинаешь по-настоящему ценить свободу. Сердце сжимается от гнева, и слезы бессилия набегают на глаза. Хвост болтается безвольным придатком, уши никнут в печали.