Неделю за неделей Джонас приходил навестить Ноэми. Она тайком угощала его всей выпечкой, в которой не было клубники (сама она очень любила клубнику, а у Джонаса была на нее аллергия). Поначалу он, как ребенок, радовался сладостям, но вскоре стал переживать, что весь этот сахар скажется на его здоровье. Однако за последнее время он сделал столько домашних заданий, сколько не делал за всю жизнь. Ему было стыдно, когда он просил Ноэми объяснить ему задачу по физике или исправить его сочинения, но очень нравилось, когда она в свободные минуты перевешивалась через прилавок, чтобы поболтать. Она была так близко, что сквозь пятнышко сиреневого крема на ее щеке он мог разглядеть веснушки. От Ноэми пахло сахаром и ягодами.
По вечерам они шли вместе домой из пекарни, и тыльные стороны их ладоней соприкасались, точно ветроловки. Ни он, ни она не просили прощения за эти случайные прикосновения. Она сурово отчитывала его за очевидные и неочевидные промахи и потешалась над тиграми из риса с ветчиной, которые он готовил на обед (тигры больше напоминали коров и разваливались на части). Ноэми была из тех, кому все удавалось с первой попытки, но она не ждала того же от окружающих. Джонас почему-то стал исключением. Он научился находить галактики в ее веснушках. Он приглашал ее смотреть вместе сериалы, и когда она уставала сидеть, то растягивалась на диване и перевешивала ноги через его колени.
Он начал провожать ее на работу. Она никогда его не приглашала, и он сам не предлагал. Просто стал ходить за ней следом. Когда Лайл отвозила их домой после школы, Ноэми переодевалась в свою футболку с колибри, мини-юбку и каблуки – или еще что-нибудь непрактичное. Потом Джонас шел с ней в центр города, и, когда они доходили до кондитерской, ее сотрудники приветствовали их: «Привет, Ноэми. Привет, тень Ноэми». Она тайком закатывала глаза, и он не обижался на поддразнивания.
Однажды, когда он потягивал воду из термоса для кофе и страдал над домашкой по математике, один посетитель обошел очередь к кассе и обратился к Ноэми.
– Эм, простите, мисс…
Ноэми оторвалась от работы с явным отвращением на лице.
– Я с клиентами не общаюсь.
– Разве? Я вот буквально только что видел, как вы разговаривали с новеньким. Или это потому, что у него такой грустный вид?
Обычно Джонас не обращал внимания, когда кто-то пытался до него докопаться, но у всего был разумный предел. И Гэтан Келли подошел к этому пределу опасно близко. Парень ухмыльнулся ему, потом перегнулся через прилавок и погрузил палец в цветок, который только-только закончила рисовать Ноэми.
– Серьезно? – сжав челюсти, пробормотала она.
– Я ведь теперь могу его забрать? – Гэтан с угрожающим видом ткнул в капкейк. – Да? Нет?
Ноэми, кипя от ярости, молча смотрела на него. Он подхватил с подноса испорченный капкейк и запихал его себе в рот.
– Блин. Банановый, фу, – не прожевав, пожаловался он.
– Теперь иди заплати.
– Я думал, ты не общаешься с клиентами. Какая тебе разница?
К неудовольствию Джонаса, Гэтан уселся рядом с ним. Положив голову на кулак, он пробормотал что-то, что Джонас не расслышал. Однако Ноэми это сильно разозлило.
Она выругалась. Менеджер Вера (женщина средних лет; единственная сотрудница кондитерской старше двадцати) прислушалась. Оторвав бариста от кофемашины, она пересадила ее за кассу и отвела Ноэми в кухню поговорить.
– Наверно, это я виноват, – без тени раскаяния заметил Гэтан.
– Да, наверное, – пробормотал Джонас.
Он резко перевернул страницу, не дочитав предыдущей.
– Знаешь, если ты на что-то надеешься, то зря.
Джонас не знал, о чем говорил Гэтан. Он пристально вглядывался в страницу, словно ожидая, что найдет там ответ.
– Ты не в ее вкусе, – добавил Гэтан.
И что это значит? Что ее не устраивает? Что он тощий? С пирсингом? Плохо учится? Какая разница; Джонаса это не волновало. Его волновало другое: что, по мнению Гэтана, он на что-то рассчитывал.
– Ноэми не нравятся парни, – пожал плечами Гэтан.
Джонаса это ужасно расстроило, и еще больше его расстроило собственное огорчение. Ее предпочтения его совершенно не касались. И все же мысль о том, что она не рассматривает его в романтическом, в сексуальном смысле, вызвала у него тошноту, словно у него в животе поселился рой ос. И в груди тоже. Кровь превратилась в потоки взбешенных насекомых.
А потом он вспомнил, что она встречалась с другом Гэтана. Ну, или что-то в этом духе. Он ничего не знал о личной жизни Ноэми и не узнает, если она сама не захочет ему рассказать. Ему не хотелось быть одним из тех парней – тех, которые начинают беситься, когда кто-то посягает на девушку, на которую у них самих нет никаких прав, – он ненавидел Гэтана за то, что это бешенство их объединяло. Джонас решил не великодушничать.
– Что, раз ты ей не нравишься, то думаешь, ее вообще не интересуют мужчины? – спросил Джонас.
Лицо Гэтана резко посуровело. Джонаса охватила уверенность, что сейчас ему второй раз за год сломают нос.
– Ты вообще ни черта не знаешь. Я просто предупреждаю.
– Ах да, очень щедро, спасибо за совет.