Я кошусь на Никиту. На спокойном лице застыло какое-то странное выражение покорности и благоговения. Это пугает меня ещё сильнее японского обряда.
Чтобы Антонов так внимательно кого-то слушал и наблюдал за чем-то с искренним интересом? Исключено! Если, это, конечно, не пляжный волейбол или теннис среди женских команд.
И это странно. Нервирует до состояния икоты.
Акайо наконец замолкает. Подходит к нам, держа в руках верёвочки ярко-красного цвета.
– Вы должны носить их, не снимая. Тогда обряд обязательно завершится успехом.
В горле встаёт тугой ком. Чувствую, как к глазам подбираются слёзы. Уже слишком поздно что-то менять в нашей жизни. Развод неизбежен, но Ямамото не следует это знать.
Приходится кивнуть. На миг задержать дыхание, собирая волю в кулак.
– Что будет, если кто-то из нас снимет верёвку?
– Сила обряда ослабнет, но шанс останется. Особенно, если второй из супругов продолжит носить нить.
Сканирует меня тёмным взглядом чуть раскосых глаз. Ехидно оттопыривает верхнюю губу:
– Вероника-сан, вы не хотите носить нить? Хотите разгневать Богов, которые благословляют ваш брак?
Получаю сильный толчок в бок. Растягиваю губы в фальшивой улыбке, поспешно лепеча:
– Нет-нет. Конечно, нет.
– Чудесно. Давайте сюда руку.
– Ты ведь не поверил во весь этот бред? Кажется, твой партнёр сбежал недавно из дурки.
Пытаюсь пошутить, но выходит плохо. В горле встаёт вязкий комок из слёз, мешая вздохнуть. Поспешно отворачиваюсь, чтобы Никита не заметил моего истинного настроения. Обхватываю себя руками за плечи.
Он подходит сзади. Тяжело дышит так, что волоски на затылке воинственно приподнимаются. Хрипит, обдувая горячим дыханием:
– Ты уверена, мышка?
Оборачиваюсь, храбро всматриваясь в это родное некогда лицо. Понимаю, что меня начинает засасывать омут кофейных глаз, стараясь проглотить целиком. Выдавливаю из себя, избегая взгляда:
– Конечно. Я ведь тебе не жена.
– Не жена.
Повторяет эхом, разнося этот шёпот по нашей общей спальне. Содрогаюсь от ноток горечи, сквозящих в каждой букве. Крепко сжимаю руки в кулаки.
Показалось же? Никита Антонов – не тот человек, который будет сожалеть о чём-то. В первую очередь его интересует бизнес и этот чёртов контракт, а во вторую – Регина. Не я.
Я – давно в прошлом. Старые грабли, которые он почему-то забыл выбросить из своей жизни. По забывчивости, наверное.
– А ты изменилась.
Прищуривается, склоняя голову на бок. Проходится взором по моему лицу. Замирает на губах. Я превращаюсь в соляной столп. С трудом делаю выдох через рот.
– Нет, люди не меняются, Антонов. Ты – всё такой же эгоист, думающий только о своей прибыли. Готовый идти по головам к чётко поставленной цели.
Он вдруг широко улыбается. Как-то по-доброму, совершенно искренне. Делает шаг ко мне, минимизируя расстояние. Я инстинктивно подаюсь назад. Налетаю спиной на стену, начиная хаотично елозить ледяными ладошками по гладкой поверхности. Ищу пути к отступлению.
Никита хмыкает. Вдавливает меня в стену, упирая больной голодный взгляд в мои губы. Обжигает каждую клеточку, даже не касаясь.
Я с трудом выдыхаю. Сердце делает сальто, с громким стуком ударяясь о рёбра.
– А вот ты изменилась. Стала дерзкой и наглой. Мне нравится.
Осторожно касается пальцами подбородка. Приподнимает вверх, проводя большим пальцем по моей нижней губе. Чуть оттопыривает её этим властным жестом.
– Раньше ты бы никогда не посмела так себя вести. Была бы покорной и послушной.
– Просто раньше я любила тебя.
Хриплю, мотая головой. Пытаюсь разорвать это слишком интимное прикосновение. Антонов нагибается. Вперивается в меня расфокусированным взглядом. Ловит губами слабый вздох.
– А теперь не любишь?
Удар ниже пояса. Отрицательно мотаю головой. Упираюсь ладонями в его мощно вздымающуюся грудь с намерением оттолкнуть.
Сглатываю слюну, пытаясь держаться как можно спокойнее. Выходит плохо – по рукам бегут колючие мурашки, а пониже пупка концентрируется огненный шар, грозясь разорвать меня на миллион кусочков.
– Я не верю тебе, Вероника.
Припечатывает фразой, ловя мои запястья. Молниеносно наклоняется, срывая с моих губ жёсткий поцелуй. Требовательный, взрывной.
Тараном прошибает мой рот, врываясь языком внутрь. Ловит губами жадный стон.
Я понимаю, что самое время снова стать дерзкой. Оттолкнуть этого наглеца, дать пощёчину. Но руки, крепко прижатые к его груди, неожиданно скользят вверх. Обвивают грудь, стремясь притянуть ближе.
Боже, какой позор. Ведь я только что пыталась откреститься от этого мужлана. Быть сильной. Противостоять его сексуальной энергетике не смотря ни на что. А теперь трусь о его тело как мартовская кошка.
Щетина царапает нежную кожу вокруг рта, вызывая внутри водоворот желания. Губы опухают от требовательных прикосновений. Горят огнём, выдыхая сладкие стоны.
Он чуть отстраняется. Дышит тяжело, словно только что пробежал марафон. Заглядывает прямо в глаза, сам того не понимая, что трогает душу.
– Так что, Вероника?
– Что?
Выдыхаю огненный вопрос, пытаясь выровнять дыхание. Пульс взрывается фонтаном в горле. Стучит в висках тяжёлым набатом.
– Ты никогда не умела лгать, мышка.