Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Наконец, я недавно читал интервью украинского русскоязычного писателя, моего когда-то приятеля – Андрея Куркова, про то, как ему стыдно за Россию (на место Куркова можно поставить, к примеру, писателя Жадана или писателя Нестеренко). И тут же волей-неволей вспомнил, как Пушкин, уже в 1834 году, писал про своего друга польского поэта Адама Мицкевича: «Наш мирный гость нам стал врагом – и ядом / Стихи свои, в угоду черни буйной, / Он наполняет. Издали до нас / Доходит голос злобного поэта, / Знакомый голос!.. Боже! Освяти / В нём сердце правдою твоей и миром».

У Пушкина вообще много «позорных стихов». Россия, между прочим, оккупировала Польшу – а этот стихослагатель ещё учит своего польского товарища «миру» и «правде», видано ли.

Что в наше время сказали бы Пушкину? Что он одурачен пропагандой. Что «поверьте, всё намного сложнее». Что «из России ему не видно ситуации».

Вам всё видно зато.

* * *

Но, конечно же, далеко не все разделяли позицию Пушкина.

Отдельные представители просвещённой среды того времени элементарно перестали здороваться – например, внучка фельдмаршала Кутузова Долли Фикельмон.

То есть Пушкин, Боратынский, Лермонтов, декабристы – будучи согласными с действиями государства – в глазах «света» сразу низко падали.

Поэт Вяземский, между прочим, друг Пушкина, был просто взбешён из-за этих стихов, братья Тургеневы осуждали «варварство» поэта; да многие, многие.

Публицист Николай Мельгунов написал о Пушкине, что «…так огадился как человек, что я потерял к нему уважение даже как к поэту, ибо одно с другим неразлучно».

Ты угадал себя, своё брезгливое выражение лица, мой милейший современник? Ну же, смотри, неужели не угадал?

Долли, душенька, ты совсем не изменилась. И вы, старик Мельгунов, ещё полны сил.

Ах, господа. Ах.

* * *

И, конечно же, нельзя не вспомнить ещё одного ватника, Дениса Давыдова, в своей гусарской форме – он был вылитый колорад. У него имеется стихотворение «Современная песня», написанное в далёком 1836 году. Но действительно – современное до смешного.

«Был век бурный, дивный век, / Громкий, величавый; / Был огромный человек, / Расточитель славы: / То был век богатырей! / Но смешались шашки, / И полезли из щелей / Мошки да букашки».

Каково, товарищи?

«Всякий маменькин сынок, / Всякий обирала, / Модных бредней дурачок, / Корчит либерала».

С чего бы ему так корчиться? Давыдов тоже не понимает.

«Что ж? – Быть может, наш герой / Утомил свой гений / И заботой боевой, / И огнем сражений?.. / Нет, он в битвах не бывал – / Шаркал по гостиным / И по плацу выступал / Шагом журавлиным. / Что ж? – Быть может, он богат / Счастьем семьянина, / Заменя блистанье лат / Тогой гражданина?.. / Нет; нахально подбочась, / Он по дачам рыщет / И в театрах, развалясь, / Всё шипит да свищет».

И спустя несколько строф идёт блистательное описание прогрессивного сообщества:

«Вот гостиная в лучах: / Свечи да кенкеты, / На столе и на софах / Кипами газеты; / И превыспренний конгресс / Двух графинь оглохших / И двух жалких баронесс, / Чопорных и тощих; / Всё исчадие греха, / Страстное новинкой; / Заговорщица-блоха / С мухой-якобинкой; / И козявка-егоза – / Девка пожилая, / И рябая стрекоза – / Сплетня записная; / И в очках сухой паук – / Длинный лазарони, / И в очках плюгавый жук, / Разноситель вони; / И комар, студент хромой, / В кучерской прическе, / И сверчок, крикун ночной, / Друг Крылова Моськи; / И мурашка-филантроп, / И червяк голодный, / И Филипп Филиппыч – клоп, / Муж… женоподобный. / Все вокруг стола – и скок / В кипеть совещанья / Утопист, идеолог, / Президент собранья, / Старых барынь духовник, / Маленький аббатик, / Что в гостиных бить привык / В маленький набатик».

…Ну что, всех узнали? Характерно, что стихи Корнея Чуковского «Вот откуда-то летит маленький комарик, и в руке его горит маленький фонарик» – явно выросли отсюда, из этой очаровательной оды. У Давыдова и «скок вокруг стола» имеется, и комарик тоже – Корней Иванович был очень начитанный человек.

Стихи Давыдова двухсотлетней давности вполне можно издавать с иллюстрациями, а то мы не найдём среди нас идеолoгов, женоподобных мужей, пожилых рьяных девок и прочих.

Русская классика – опасная штука. Табличку «Не влезай – убьёт» можно вешать.

* * *

В европейской экранизации «Войны и мира» Элен Курагину заразит сифилисом француз. Интересный подход. В книге этого нет. Черты её отца в качестве законченной, как говорит один мой товарищ, «либеральной гниды» тоже очень акцентированы в фильме, который, между прочим, делали немцы, поляки, итальянцы и… собственно французы.

Поведение некоторой части нынешней прогрессивной общественности – при определённых обстоятельствах – действительно напоминает поведение отца и дочери Курагиных из «Войны и мира». Мы имеем в виду не только экранизацию, странно акцентировавшую этот момент, но и первоисточник, естественно. Лев Николаевич, равно как и Тютчев, нравы отдельных представителей света знал отлично.

(Помните такую фразу из Толстого: «Если б правительство было умным и нравственным, если б оно было хоть немного русским!»)