Вхожу в квартиру и сразу чувствую пустоту. Надо же, столько лет жил и привык что кроме кота никого здесь нет. А сейчас как-то не по себе от этого холода и тишины.
Я поплелся в спальню.
Простыни пахнут ею. Под одеялом ее коротенькая ночная сорочка. Теплые носочки на стуле. Она всегда мерзнет в ноги, но посреди ночи стаскивает их.
Тоскливо как-то. И чувство вины за случившееся гложет.
Ну кто мешал мне заткнуться, когда это требовалось? Кто мешал не выпустить ее из дома? Знал же что в таком состоянии ей нельзя было за руль садиться. Но думал только о себе.
Глава 48. Давид
В палату к Лере вошел утром, но застыл на пороге, не в силах подойти ближе. Она лежала вся обмотанная бинтами, такая маленькая и беззащитная, что захотелось вдруг отгородить ее от всего мира.
На ее ноге какая-то железная конструкция. Из носа торчит трубка. Из вены катетер. Смотреть невыносимо на это все.
Бледная, осунувшаяся, все еще без сознания. Или же просто спит под препаратами после тяжелой операции.
И это все моя вина.
Только моя.
Еще день назад она улыбалась, строила какие-то планы, а теперь неизвестно когда самостоятельно ходить сможет, не то что на отдых лететь. Теперь она даже на четвертый этаж к нам подняться будет не в силах. Но это уже и не понадобится …
Я взял вазу и наполнил водой. Поставил в нее букет ирисов. Старался не думать о плохом. Сел на стул рядом с Лерой и долго сидел, не сводя с нее взгляда. Думал о многом. Особенно о том, как сложилась бы наша жизнь, откажи я тогда Смоленскому.
Сейчас служить на заставе не казалось мне такой плохой идеей. По крайней мере Лера была бы в порядке. Цела и невредима.
Скользнул взглядом по ее тонким ножкам, которые я так любил поглаживать, когда лежали по вечерам и смотрели кино. На них наверняка останутся шрамы. Это в лучшем случае…
Ей бы найти какого-то хорошего парня ее возраста. Не меня. Я ей совсем не подхожу. Как и она мне.
Сидел у ее постели до тех пор, пока в палату не вошел Смоленский. Поздоровались кивком, обменялись новостями и прогнозами врачей. Я ушел, а он остался дежурить в палате Леры. Почему-то не хотелось чтобы, проснувшись, первым она увидела меня. Это неправильно. Особенно после того что натворил.
Ее держали на обезболивающих, первую неделю она то приходила в себя, то проваливаясь в забытие, корчась от боли. Если бы мог — забрал бы эту боль себе. Всю до единой капли. Но все что мне остается — быть рядом и надеется что все срастется правильно, что не случится никакого отторжения винтов, пластинок и всего того железа, что сейчас находится в ее ногах.
А когда она окончательно пришла в себя — не смог заставить себя показаться ей на глаза. Мне, тридцатилетнему мужику, было стыдно за свои слова и поступки. Впервые в жизни.
И я прятался словно мальчишка, заливая горе алкоголем. Живя под одно крышей с двумя котами и надеясь, что она когда-то сможет меня простить.
Я звонил ее отцу каждый день. Знал что ей предстоит еще одна операция. И что через месяц-полтора ее отправят в Швейцарию на реабилитацию. Там есть специализированный центр для таких травм как у Леры. Прогнозы были неплохими, но никто не давал гарантию того, что она будет ходить без чьей-то помощи.
Три недели спустя я все же нашел в себе силы пойти к ней. Нужно было поставить точку во всем этом. Прямо сейчас. Принять правильные решения. Исправить все. Откатить обратно.
Я открыл дверь и сразу же встретился с ее потухшим взглядом. Щеки уже розовее, выглядит лучше чем я видел ее в последний раз, но глаза… словно мертвые. И посмотрела на меня с таким презрением и ненавистью, что я остановился посреди палаты, не решаясь подойти ближе.
— Привет, — начал первым. И волновался отчего-то как пацан. — Как себя чувствуешь?
Лера отвернулась от меня. Я горько усмехнулся и сжал губы. А чего я ожидал собственно? Что бросится мне на шею? После всего того что я натворил?
— Я принёс документы на развод, — перешёл сразу к главному, хотя наверное не стоило.
Я долго думал над этим и понял что это будет лучшим решением в нашей ситуации.
Лера резко вернула взгляд ко мне.
— Как же я тебя ненавижу, Леонов. Только бы ты знал…
И столько эмоций в ее голосе, что стало не по-себе.
Ее глаза наполнились влагой, а я подавил порыв подойти к ней и поцеловать.
— Знаю, малыш. Знаю.
Я не стал садиться на стул. Знал, что задержусь здесь ненадолго.
— Просто этот фарс не может длится вечность. Ты обязательно встретишь хорошего парня. Такого, который оценит тебя по достоинству.
Никогда мне не было так сложно произносить слова. Чертов ком встал поперек горла, а в груди что-то сдавило. Да так сильно, что хотелось кричать.
Лера горько усмехнулась на мои слова.
— Я, возможно, навсегда останусь калекой. Если здоровой меня никто не полюбил, то такой уж точно! — воскликнула она, с отвращением смотря на свои ноги.
— Чушь. Тебя невозможно…
Заткнулся. Хотел сказать “не полюбить”, но ведь сам-то не смог. Или смог? В любом случае мне нужно ее отпустить. Прямо сейчас. Пока не сделал хуже.