— А знаешь, я думаю, ты прав, — тихо сказал кто-то, и я в первые несколько секунд даже не узнал голос, очень уж редко я слышал его, пропущенный через местную систему связи.
— В каком смысле, Лен? Насчет патриархата?
— Нет, насчет войны. Которая будет идти вечно, и это будет для нас хорошо. Ты прав, только этого еще никто не понял.
— Ленка окончательно грохнулась с табурета и потеряла остаток мозга, — резюмировала Алиса. — Что за бред?
— Давайте вернемся к выполнению задания, — это Славя.
— А мне было бы интересно послушать, — прошелестела Мику.
— Большинство голосов за раскрытие темы, — быстро подсчитал я. — Вкратце поясняю. Мы нужны, пока идет война. Нас холят, лелеют — относительно, конечно — лечат и кормят. Даже зарплату платят, между прочим, и немаленькие деньги, почти как металлургам, скажем. Если все это заканчивается, как думаешь, куда нас отправят? Ни родителей, ни связей, ни будущего, плюс без рук, без ног и без царя в голове. В больницу? В приют? Неужели думаете, что кто-то будет заниматься социализацией?
Эфир потрескивал и молчал. Молчал и потрескивал.
— Я…
— Нет, — сказал я. В голове было ясно, словно там проехала поливальная машина, смывающая нерешительность и колебания. — Мы что-то значим только здесь и сейчас. Только на этой отвратительной, гнусной, чудовищной войне. Я не хочу, чтобы все это закончилось в десятиместной палате местного спецприемника для бездомных. Мне не нравится то, как нынче обстоят дела в мире, и наверное, в каком-нибудь летнем лагере на берегу реки все было бы куда приятнее… но это… то, какие мы есть, все вместе… это лучшее, что со мной случалось за всю мою не очень-то счастливую жизнь.
Было настолько тихо, что я забеспокоился, не оглох ли приемник.
— Ну и вдобавок ко всему, мне будет очень жаль расставаться с вами, девчонки. Что ни говори, но мы смогли все-таки стать друзьями. Несмотря на все ваши усилия.
Кто-то хихикнул в эфире. Негромко и нерешительно.
— Друзья? — Лена словно попробовала слово на вкус. — Ты и правда так думаешь?
— Конечно, — легко соврал я. — Кто же мы еще, Ленка?
Задание штаба в тот день мы успешно провалили — из девяти разведчиков сбили то ли три, то ли четыре, показания разнились, остальные успешно покружили над городом и укрепрайоном, после чего эвакуировались обратно на матку. С другой стороны, никаких разрушений они не нанесли, так что, можно сказать, то на то и вышло.
Про слова, сказанные тогда Лене, я больше не вспоминал. Да и зачем? Как сказал когда-то поэт, правду друг другу говорят только враги. Друзья и любимые, запутавшись в лабиринте взаимных обязательств, врут бесконечно.
Лена плакала. Тихо, почти неслышно. Так плачут дочери жестоких отцов, приходящих домой с тяжелой спиртовой вонью от грубой одежды. Или тяжело больные, только узнавшие от хмурого лечащего врача о том, что надежды нет.
— Не надо… пожалуйста… не делайте этого… Мама…
— Эй! — Алиса забарабанила в дверь. — Эй, есть там кто? У нас тут чрезвычайная ситуация! Нервный срыв! Сделайте что-нибудь, успокоительное там вколите или еще что-нибудь! Саш, ты ж прохаванный в плане языка, рявкни что-нибудь по-ихнему!
— Тибальдр! — прикинул я на ходу варианты. — Гир зикр да! Не гхэд! Не гхэд!
— Надеюсь, это призовет того парня, а не демонов из измерения Хаоса, — проворчала вполголоса Алиса. — Очень уж похоже на какой-нибудь «Некрономикон».
За дверью раздались торопливые шаги, и в следующий момент она быстро съехала вбок, в проеме показался тот самый юный Тибальд, которого, я так понимаю, навечно приставили смотреть за нами. Лицо у него было дурное — спал небось на вахте-то, салабон.
— Что? Что есть… плохо?
— Ты не видишь, что ли? — завопила Алиска с покрасневшим лицом, тыча рукой в сторону лежанки, на которой валялась в прострации Лена. — Вот ей, конкретно ей, сейчас охренеть до чего херово! Приступ у нее, непонятно что ли!
— Гир эс уапп да, — поддержал я ее. — Девочке плохо.
— Э-э-э… — Тибальд засбоил. Слишком много информации, да еще на разных языках. — Kwod gefeal domed?
— Послушайте, — Алиса сменила пластинку и чуть ли не повисла на руке молодого человека, отчего тот немедленно снова покраснел. — Какие бы разногласия между нами не были раньше, сейчас это все неважно. Наша подруга умирает. Нам сейчас очень-очень нужна ваша помощь. Пожалуйста!
Ленка снова дернулась и издала невнятный звук.
Огромные, наполненные слезами глаза сделали свое дело — парень принял решение.
— Хорошо… Я стану использовать… э-э-э-э… medoghar… лечащее устройство, — он потянулся к небольшой сумочке, вроде пухлого кошелька, у себя на поясе. — Оно… э-э-э-э-э… будет делать хорошо. Расслабление.
— Тонге йор, — сказал я торжественно. — Точнее даже вер тонгем йор да. Мы все вместе благодарны тебе. За то, что помог осуществить первый этап нашего плана.
— Э-э-э-э-э…
— Не шевелись, сучонок, — Ульянка незаметно просочилась сзади и ткнула Тибальда в спину едва-едва заточенным куском стали — единственным, что она смогла отвинтить и незаметно умыкнуть пока нас водили туда-сюда по корабельным коридорам.