Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

(27) Слова от тревожных до проживания были зачёркнуты, но прочитывались чётко; первоначально написанные стойкими чернилами, позднее вычёркивались, видимо, слабыми, иссохли и поблекли, обнажив первооснову. Буквы в словах гостил и не беспокоил были пригнаны друг к другу с изяществом, достойным восхищения, и вязь долго не поддавалась разгадке: о каком гостевании речь, когда мекканцы пытались убить Мухаммеда? Это восточные красивости стиля, которому чужды резкости.

Когда ночь шла к концу, Мухаммед проснулся, дивясь, что проспал ранний намаз: петухи в это время начинают петь - уснули непробудным сном? Собаки вымерли будто, не перекликаются... Даже сова притихла. В такую тишину услышишь, как журчит ручей... Ни звука! Выглянул наружу: на чистом светлеющем небе ярко горела крупная звезда, полыхая изнутри живым огнём. Нет, не проспал. Готовясь к предрассветной молитве, наполнил при сиянии звезды, дабы совершить омовение, медный кувшин из большого глиняного чана, в нём вода всегда свежая и холодная (ему нравился этот кувшин с ручкой замысловатой, особым отгибом для большого пальца). Вырезанные на меди изображения скорее угадывались, чувствуемые пальцами, нежели виделись в предрассветной темени. Уподобил однажды кувшин фигурке женщины: плавные и округлые изгибы, суживающиеся в талии, будто девичий стан, и ширящиеся у основания, как раздавшиеся бедра у зрелой женщины, - эти сравнения, возникшие некстати, смутили дух, и он укорил себя, что явились они пред молитвой. Пригнул кувшин, подставив под тонкую струю ладонь, но тут прогремел, казалось, на всю Мекку, нечеловечески оглушительный и властный окрик такой силы, что даже свет звезды погас: - Эй, Мухаммед, выходи! От неожиданности он вздрогнул, и кувшин выскользнул из рук. Ухватить его! Чтобы вода не пролилась, капли её драгоценные!.. Темнее тёмной ночи стало. И странная тишина: ни шелеста, ни шороха, ни движения, ни звуков. Вдруг предстал пред ним громадного роста Джебраил. Ослепительно яркие крылья его горели лёгким светом, то был даже не свет, а свечение, которое у свечи бывает перед тем, как потухнуть. Конь возник - стоял у калитки так, будто Мухаммед сам туда привязал, терпеливо ждал седока.

Разве то был конь?!

Нет, такого видит впервые: некое блестящее белизной существо, весь искрится, глаза горят. Крупнее осла, но меньше мула, а морда... Красивой женщины лик! И этот изгиб, который всегда волнует более всего. О чём это он?! Спина была у коня длинная, удобная для сиденья. И уши большие, на ногах - белые крылья.

- Разглядывать некогда, воссядь! - повелел Джебраил. - Час пришёл!

Молнией сверкнул у коня взгляд. Искры посыпались из ноздрей: не то что сесть - к нему не подступиться! Внезапно конь опустился на передние ноги, чтобы помочь всаднику взобраться: ноги - в стремена, и впору седло, сразу обхватившее его. И крылья коня точно стрелы огненные. Не обжигают и глазам не больно от их света, щадят их, освещая всё вокруг.

Но он уже летит в небе высоко, дух захватывает. Под копытами коня невидимая твердь. Взмах крыльев столь быстр, что незаметен. Заря на небе, а там, где Мекка... - нет, уже не Мекка! Лишь красный краешек, как ломоть спелого арбуза, на небе, осветивший кромку пустыни. И отчётливо проступили очертания земли, выпрямились неровные изгибы на ней, очистились небеса. Взгляду открылись дальние дали - высились белокаменные дворцы, окружённые крепостными стенами, с изумрудными куполами и гладкими мраморными колоннами, и свет струился водопадами по ступеням.

Караванный путь верблюжий простирался - вмятины на оранжевом песке от стоп верблюжьих и копыт коней - к Красному морю. Хиджаз с зелёными оазисами, одинокими, как стражи, пальмами - точно барьер, похожий на белёсый кинжальный шрам, грубо заживший на смуглой щеке деда, - шрам на челе земли, разделяющий в Аравии мёртвую пустыню и полную жизни Мекку, зной прибрежной полосы и прохладу плоскогорья, и главные горные цепи - родные места, где обитает племя курайшей. Моё и твоё!

Наслышанные про небошествие Мухаммеда...

(28) Тут же поясняется: а) да не забудется чередование в повествовании Небесной и Земной частей; б) да запомнится, что происходящее на земле, видимое с небес, зачастую даётся для удобства восприятия с отступом; в) да привыкнут к тому, что Земное зачастую не поспевает за Небесным, а то и опережает его.

... мекканцы явились на площадь:

- Эй, мекканцы, послушайте меня! Я расскажу вам! Глупцы,

хотят убить, а он... под ним конь необычный, и он летал на

нём, живой, жаркий!

Видит внизу большой караван, движущийся в сторону Мекки. Ярко вспыхнул меж двух горбов верблюда розовый шёлк паланкина. Что может быть достойнее верблюда? И поступь, схожая с женской, несущей сосуд с водой на голове. Сосуд и походил на горб.

Звезда, с сиянием крыльев слившись, осталась сбоку внизу. Потом и вовсе скрылась, вместе с нею и земля. Но был спокоен Мухаммед, чувствовал, что сзади - Джебраил. - Не оглядываться! - Голос прогремел предупреждающе: не должно человеку ангела летающего видеть!