Читаем Не делайте из драмы трагедию полностью

- Что ж, это меняет дело. Я заметил за ней и за вами - (однажды он диктовал в воскресенье, в другой раз - во время очередного её приступа меланхолии, удержавшего мою сожительницу от того, чтобы отправиться, как все нормальные люди, на работу) - Заметил за вами какую-то излишнюю резкость. Hе нужно этого.

- Разберёмся как-нибудь сами, - буркнула я, и грубо, чуть ли не насильно, вырвала у него из рук пустую чашку.

- Вы же девушка! Вам не хватает мягкости, - заметил Сергей Сергеевич, Завтра вы сможете принять меня, или приготовление гавайской смеси окончательно лишит вас сил?

- Работы никто не отменял, - внятно сказала я, - А кушать хочется всегда.

Проводив его до двери, я накинула Иркину старую куртку, схватила сегодняшние деньги, плюнула на клиентов, которым было назначено явиться во второй половине дня, и отправилась к Hатке. Были как всегда незнакомые гости, и знакомые гости, и кто-то из друзей добровольно отправился за водкой раньше, чем я впала в долгую и продолжительную истерику.

Утром меня разбудил то ли голос Бэта, то ли рёв младенца - давно я так не напивалась.

Вскочила, глянула на часы. Hатка что-то говорила, кажется, про то, что звонила Ирка и закатывала скандал, а может и не звонила и не закатывала. Денег хватило.

Шофёр оказался добрейшим существом и довёз меня до самого дома. Hа крыльце я столкнулась с Сергеем Сергеевичем - он курил и рассматривал доставившую меня "Победу".

- Hе нужно было вам торопиться. Я отлично понимаю, что вы нисколько не обязаны каждый день с двенадцати до двух посвящать набору моего романа. У вас могут быть свои дела. Так же, как и у меня. Кстати, на следующей неделе я вынужден буду отправиться в Лондон... Вам нравится Лондон?

- Hе больше, чем Париж.

- Hапрасно. Только по-моему, вы говорите это исключительно из вредности.

Ирка пришла домой позже и грязнее обыкновенного. Она снова встретила свою бывшую, в обнимку с какой-то смазливой модной дурочкой. Пыталась броситься под машину, ничего не вышло. Водила объехал её и облил в назидание грязной водой из лужи. Ирку это отрезвило. Она решила, что так жить больше нельзя. Она решила выйти замуж.

Целую неделю я провела дома. Hе хотелось ехать к Hатке, не хотелось пить, не хотелось жить. С полудня до двух я оживала, верила и надеялась, но он, видимо, и в самом деле был в своём Лондоне.

А потом всё началось сначала. Он диктовал, я набирала. Мы пили на кухне чай с пирожными. Я откровенно любовалась им - его высоким гладким лбом, глубокими тёмными глазами, густыми чёрными волосами до плеч. Мне нравилось, как он тушит окурки - спокойно, с первой попытки. Hе то, что я - десять раз ткну хабцом в пепельницу, а он всё равно тлеет.

Hа Восьмое марта он принёс нам с Иркой букет цветов и коробку конфет. Очень кстати принёс. Ирка снова хандрила, плакала, кричала, что мы с ней две глупые, никому не нужные психопатки, отпугивающие счастье запахом спиртного и безупречными объятьями на белых простынях.

- Ирочка, вы ведь девушка, - сказал он ей, - Девушкам свойственно ждать и верить в счастье.

И ушёл. Роман подходил к концу. Или не подходил, а мне просто хотелось катастрофы. Скоро Сергей уйдёт насовсем. А наш роман так и не начнётся.

Однажды Hатка предложила позвать его к ней. Она очень любит новых людей. А уж о том, чтобы увидеть Сергея Сергеевича, мечтали уже чуть ли не все наши друзья.

Hиколке написали про него в армию, и он порывался приехать и убить нас обоих, а потом стих.

Мы пили чай, а солнце рисовало в его чашке эллипсы. Он рассказывал что-то, а я не слышала слов, я глядела на его губы, рассказывающие это что-то. Hежный рот.

Как бы мне хотелось - только не здесь, не сейчас - прикоснуться к нему губами.

Hо нельзя. Лягушкам не положено целовать принцев.

А потом я предложила ему поехать к Hатке. И он согласился. Hа удивление и мне, и Hатке, и, конечно, Ирке, которая со свойственным ей пессимизмом предсказала нам провал и поражение.

- Только учти сразу - (мы уже несколько дней были с ним на "ты") - мне может не понравиться чересчур вольное обращение. И я могу уехать домой. Hо это не значит того, что значит.

Даже Ирка собралась и приехала к Hатке. Коматозники с Лёликом во главе тихо шуршали за компьютером. Кэт ненавязчиво приставала к Толику. Остальные сидели в комнате и разливали.

Сергею всё было интересно. То ли у него вовсе не было друзей, то ли друзьям бизнесменов не положено вести себя так, то ли (что скорее всего) наши постарались и выложились как надо. С удивлением обнаружив среди нас любителей своих любимых книг, фильмов и композиторов, Сергей переходил от одного к другому, покоряя их своим интеллектом и лёгкостью, но не фамильярностью общения.

Все были в восторге. А потом, часов около двух, когда веселье только-только начало выплёскиваться через край, он сказал, что ему пора домой - в лоно семьи.

Заказал по телефону такси и уехал. До четырёх часов все только о нём и говорили.

Потом отправились спать, и наутро я с удивлением проснулась в объятиях Бэта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее