Не доллар, чтобы всем нравиться

Дверь класса резко распахивается, и я разворачиваюсь, одновременно пытаясь нашарить за спиной кнопку выключения компьютера. Я не заметила, что на сегодня занятия закончились и сотрудники «Горна» стекаются в редакцию. Хотя я почти уверена, что никто не видел мой текст, все равно охватывает жгучее желание убраться отсюда. Я решаю, что больше нельзя оттягивать разговор с мистером Пауэллом.

– О, Элайза! – Касси, как никогда не вовремя, загораживает мне путь к отступлению. Может, это только кажется, но, честное слово, по-моему, она включила жизнерадостность на полную катушку исключительно ради меня. – Тебе же нужна фотография миз Веласкес, так? Какой-нибудь динамичный кадр в столовой или типа того?

– Э-э, ну да, – говорю я, – было бы хорошо.

– Так, а что насчет клуба ботаники?

Я пытаюсь вспомнить, что там с клубом ботаники.

– Ну, в общем, э-э, Джин Лим говорил, что у них есть какая-то местная засухоустойчивая трава, которую он предлагает посадить вокруг школы вместо импортной.

– А-а-а, точно. Ты говорила, будет здорово сделать слайд-шоу, так? С разными видами травы?

– Да, что-то такое. Слушай, вообще мне пора бежать, увидимся позже.

Я начинаю отступать к своей парте.

– Эм, ну ладно. Кстати. – Касси оглядывается по сторонам, потом произносит шепотом, совсем как утром: – Я не должна говорить тебе, кто победил на выборах, и я не буду, но я хотела, чтобы ты знала: я голосовала за тебя.

Я секунду смотрю на нее и моргаю, а потом наконец собираюсь с силами и произношу:

– Спасибо.

Она дружелюбно мне улыбается, а потом скачет прочь в своей обычной манере, точно кенгуру с болтающимся на шее огромным фотоаппаратом. Я собираю вещи, никому больше не говоря ни слова.

Мне неуютно, хотя коллеги не становятся в кружок и не шепчутся обо мне. Но они знают и, что хуже, думают, что я не знаю. Не пойму, чем заполнено пространство между нами: удовлетворением или жалостью.

Только я выхожу за дверь, как чуть не сталкиваюсь с Леном.

– Ох ты, – выдыхает он. – Экстренные новости?

– Нет, – рявкаю я, а потом втягиваю воздух сквозь зубы. – То есть извини, – говорю я уже спокойнее. – Я зазевалась.

– На тебя не похоже.

Я придерживаю дверь и, заглядывая в класс, вижу, что все пялятся на нас. Они отводят взгляд, когда понимают, что я заметила.

А что мне остается делать? Я указываю на вход в класс, будто вонючий швейцар, и Лен, секунду поколебавшись, заходит внутрь.

– Спасибо, – говорит он.

– Мне нетрудно, – отвечаю я и с треском захлопываю за ним дверь.

4

Джеймс рассылает объявление о победе Лена только в субботу, ближе к обеду.

«Извини, Цюань, – пишет он мне потом. – Рано или поздно я должен был сообщить.:(»

Как будто я просила его откладывать официальное заявление, растягивать мой ужас, как жвачку, прилипшую к подошве.

Я получаю его электронное письмо, стоя во флуоресцентном свете отдела морепродуктов во вьетнамском супермаркете «Вьет Хоа» в Маленьком Сайгоне. Звучащая на фоне музыка из современной вьетнамской оперы cải luʼoʼng смешивается со звуками рыбного отдела: вот выплескивают из контейнеров воду, вот быстро отрезают плавники, вот соскребают чешую и смывают ее струей из шланга. Эта какофония, солоноватая и холодная, остается безучастной к моему огорчению.

«ВАШ НОВЫЙ ЛИДЕР», – гласит тема письма в привычной манере Джеймса, который выжимает максимум драматизма, даже если перед ним трагедия.

Я стираю сообщение, не открывая.

Ким, опершаяся о магазинную тележку и уткнувшаяся в телефон, еще не в курсе этого поворота событий. Как и мама, отрывающая розовый номерок от катушки «Пожалуйста, возьмите талон». И мне хотелось бы оставить их в неведении.

Мы втроем часто заходим во «Вьет Хоа», потому что здесь маме нравится закупаться продуктами на неделю. На самом деле она предпочла бы китайский магазин, но вьетнамские ближе, плюс в них более приятные цены, а во «Вьет Хоа» вообще самые низкие. Некоторые ее подруги из материкового Китая за покупками ездят аж в долину Сан-Габриэль, но мама считает, что это пустая трата бензина. Ее корни wàh kìuh глубоки, но не настолько.

И хотя мы так часто бываем в этом супермаркете, мне иногда кажется, что мы здесь не совсем свои. Маленький Сайгон, охвативший несколько городов в самом сердце округа Ориндж, – наследство середины прошлого века, пригороды, оформленные по образу вьетнамско-американской мечты. Назвали это местечко в честь столицы бывшего Южного Вьетнама. Именно оттуда эмигрировало большинство жителей Маленького Сайгона (они представляли ту сторону конфликта, которую поддерживали США). Флаг Южного Вьетнама, желтый с тремя красными полосками, и сейчас гордо развевается над торговыми рядами и офисными зданиями Маленького Сайгона, символизируя все то, за что боролся юг. Но моя семья, как и многие этнические китайцы, просто оказалась в этом конфликте меж двух огней. Мы вообще жили в Северном Вьетнаме, а потом были вынуждены бежать. Скажу честно, нам особо не за что было бороться.

– Ты верила в коммунизм? – спросила я маму однажды.

– Нас заставляли учить его основы в школе, но мне они казались занудными.