Не-доросли. Книга 3. Метель

– Ты, прямо как будто тебе завтра в бой, снаряжаешься, – весело поддел его Остафий. Он сидел на невысоком каменном заборчике, прямо напротив Фильки, примостившегося на плоском крылечке карадама. Нагретый за день солнцем камень приятно пригревал и спину, и седалище, вставать с камня не хотелось. Остафий закинул ногу на ногу и покачивал носком начищенного сапога – сабля на длинной портупее покачивалась в такт, а казак целился, чтобы оковка ножен угодила по колючей звёздочке репейника, выглянувшего из-под каменной кладки забора. Репей до времени ловко уклонялся.

– Алла акбаааар! – звал азанчи правоверных к вечернему намазу.

– Язви, язви, – добродушно ответил Сурядов Остафию, приваливаясь спиной к каменной стене и скрещивая вытянутые ноги. – Ну идёшь ты в дозор, а я дома остаюсь, так саблю всё равно по здешним местам да нынешним временам надо острой держать, разве не так?

– Осторожный ты наш, – усмехнулся Остафий всё так же с подначкой. – Чего ж ты тогда семью с собой притащил сюда, да ещё не в крепости поселился, а прямо тут?

Карадам Сурядовых и вправду стоял почти на окраине Шуши, у самого ущелья, едва ли не в полуверсте от крепости, занятой в прошлом году русскими войсками – и вся эта полуверста – непроходимый лабиринт кривых улиц, улочек, переулков и собачьих лазов.

– Алла акбаааар! – не унимался азанчи, и Филька опять неприязненно покосился в его сторону.

– Молятся, анафемы, – процедил он, не отвечая Остафию, и побратим понимающе усмехнулся. Пожалуй, Филипп уже и сам пожалел, что поселился в брошенном карадаме, да и о том, что семью с собой в поход потащил – тоже (вообще, семьи в походы с собой брать не стоило, да только ведь казакам закон не писан). Но признаться в этом не позволял гонор.

Стукнула провисшая дверь, сколоченная из толстых, грубо отёсанных досок карагача, из дверного проёма высунулась вихрастая, стриженная в кружок, голова младшего Сурядова, тоже Фильки. Мальчишка улыбнулся щербатым ртом – видно было, что один передний зуб только недавно выпал и сейчас в этой щербатине весело глядел новый, только недавно проросший.

– Матушка к столу зовёт, – сказал он, оглядывая обоих друзей.

– Пошли, повечеряешь с нами, – бросил Остафию Сурядов-старший, рывком подымаясь с крыльца. – До твоего дозора ещё час, успеешь.

Многоголосый вопль восстал в городе вскоре после полуночи.

Филька вскочил на постели, ошалело повёл по сторонам чумным взглядом, ещё не понимая, где он и что с ним.

Вспомнил

Шуша!

– Алла буюкдур! Гяурлари кэсын![2]