Не доверяй мне секреты

На подносе серебряная сахарница с коричневым сахаром. Беру крохотные щипчики, подхватываю ими кусочек, кладу в чашку. На поверхности напитка появляются пузырьки, я медленно размешиваю, делаю маленький глоток. Все это время Анжелин внимательно за мной наблюдает. Явно ждет, когда же я дам слабину. Но я не собираюсь отступать.

– Значит, когда вы уехали из Шотландии, Орла была несчастлива?

– У нее был кризис, нервное расстройство. Она совершила глупую ошибку, пришлось делать аборт, но это еще не все… пришла, как говорится, беда – открывай ворота. – Она тяжело вздыхает. – Ее госпитализировали, и в больнице она выбросилась из окна. Слава богу, отделалась сотрясением мозга и сломанным бедром, но осталась, как видишь, живехонька.

Анжелин смотрит на меня, ждет реакции. Ломаю голову, зачем она мне все это рассказывает, с такой откровенностью, с такими подробностями. В голове теснятся вопросы: «Аборт? Попытка самоубийства? Но почему? Что произошло?» – однако я стараюсь сохранять бесстрастное лицо. До тошноты устала думать и про Орлу, когда она была юной, и про ту женщину, в которую она превратилась теперь, но меня не покидает чувство, что, если я слишком энергично стану добиваться ответов на свои вопросы, Анжелин замолчит и мне придется убираться несолоно хлебавши.

– Вам, наверно, нелегко пришлось в это время.

– Это все были трюки, театральные жесты, ничего больше. – Она сопровождает слова резким движением кисти. – Печенья?

– Да, спасибо.

Я откусываю кусочек печенья. На вкус – прессованные опилки.

– А что случилось с Роджером?

Она бросает на меня быстрый взгляд.

– Орла сказала, что он умер.

– Ничего он не умер! – восклицает она сердито. – С Роджером я развелась десять лет назад.

– Орла сказала неправду? – быстро спрашиваю я, не веря собственным ушам.

Зачем она это сделала? В ушах моих звучит голос Юана, который дает на этот вопрос недвусмысленный ответ: «Она хотела встретиться с тобой и была готова на любую ложь, чтобы добиться своего».

– Может, неправду, а может быть, ты просто неправильно ее поняла, – равнодушно говорит Анжелин. – Это совершенно не важно. Важнее то, что в этом году моей дочери исполнилось сорок лет, а чего она в жизни добилась? Мужа нет, детей нет, собственности тоже нет, долги и пагубные привычки, да вдобавок…

Она умолкает, снова выпрямляет спину и поворачивает голову, глаза закрыты, подбородок низко опущен. Меня поражает, что каждое ее движение продуманно, многозначительно. Всю эту пантомиму она проделывает специально для меня.

– Пагубные привычки? – переспрашиваю я, понизив голос.

– Да, Грейс. Моя дочь – наркоманка… точнее, была наркоманкой, – поправляется Анжелин, – потом бросила… правда, мы знаем об этом только с ее слов. Но какое значение имеет то, что случилось много лет назад? В жизни всякое бывает, и плохое, и хорошее. Главное – как мы с этим справляемся.

Ее слова отзываются болью в моей душе. Роза погибла двадцать четыре года назад, и что я сделала? Скрыла правду. Да, я старалась возместить Полу его утрату, быть хорошей женой и матерью, но главное… я тщательно скрывала истину.

– Ну а у тебя как дела? – Анжелин одаряет меня открытой улыбкой. – Расскажи, как муж, как дети.

Настроение ее снова меняется, но мне нельзя подыгрывать ей. Нельзя позволить ей увлечь меня в светскую болтовню.

– Все хорошо, живем дружно и счастливо. Я ведь пришла к вам затем, чтобы и дальше все было так же.

– Надо же, как заговорила. Грубишь, милочка. – Она делает паузу, хочет еще более подчеркнуть свой резко охладевший тон. – Но позволь мне напомнить, что это ты явилась ко мне, а не наоборот. Что ты находишься в моем доме!

В ее словах столько враждебности, что мне становится как-то не по себе, даже страшно. Появляется ужасное чувство, что она видит меня насквозь, как и Орла. Ощущаю, как почва уходит из-под ног, чувствую себя перед ней снова маленькой девочкой, хочется скрыть свои переживания, отступить. Но разум подсказывает, что этот дом надо покинуть, лишь получив об Орле как можно больше информации.

– Вы играете со мной, Анжелин. И мне это не нравится.

Она смеется. Смех ее глубокий, гортанный, смеясь, она запрокидывает голову и не сдерживает эмоций – так смеются девчонки-подростки.

– Грейс! Tu es si grave![5]

Она протягивает руку, хочет коснуться моего колена, но я вовремя отодвигаюсь.

– Все это действительно очень серьезно.

Глаза ее вспыхивают.

– Ну хорошо. – Ее губы принимают нейтральное выражение. – Может быть, истина даст тебе возможность помочь и себе, и моей дочери. Когда-то она любила тебя, очень любила… и, может быть, вы снова полюбите друг друга.

В последнем я сильно сомневаюсь, но не говорю ни слова.

– Дело в том, что Орла несколько лет провела в тюрьме. Вышла четыре месяца назад.

Кажется, само время вдруг замерло на месте, настолько я ошарашена.

– В тюрьме?

– Да, в тюрьме, и ей надо время, чтобы прийти в себя, разобраться, что к чему. Отсюда и эти дела с монастырем. Вздор и чепуха.

Она потирает руки.