Читаем Не дожидаясь полуночи полностью

Кто-то говорил, что город вырос из-под земли, как гриб, кто-то — что упал с неба, подобно звездам. В любом случае, это посчитали чудом, потому что объяснить не смогли — так всегда бывает.

И были люди: они жили в городе, а город жил в них.

Пришли они откуда или появились вместе с домами — никто не знал, но так был.

И скоро все к тому привыкли.

<p><emphasis>Глава 2. Никакого волшебства</emphasis></p>

Пылинки кружились и оседали точно на своих местах, но Нюта не оставляла надежд смести их павлиньим пером. Было в этом что-то гротескно-принцессовое: как мыть полы драгоценными шелками или драить сковороды мочалкой из золотых нитей.

— Не мешай мне, — сказала я.

— Я помогала! — надулась Нюта, сломала перо и ушла играть в комп.

Макс свою часть уборки уже выполнил: запихал в шкаф разбросанные по полу вещи. Дверцы шкафа, распираемые изнутри, уже слегка приоткрылись.

Все должно сиять неземной чистотой: сегодня съемки. Богини придут.

Богини — это мамины клиентки.

Они бывают, как заметила когда-то Нюта, обычными и подставными.

Обычные богини наш дом не посещали. То были несуразные тетки с засаленными головами и страстным желанием выйти замуж. Незамужние несуразные тетки ничем не лучше и не хуже замужних несуразных теток. Но почему-то они изо всех сил стремились во вторую категорию.

Стремление это считывалось мгновенно: сальноволосые амазонки не умели гасить лихорадочный блеск в глазах, эти призрачные отблески обручальных колец.

— Я до сих пор не замужем, — жаловались они.

— Итак, Вас беспокоит, то Вы не замужем, — понимающе кивала мама. — Причина в том, что Вы не раскрыли в себе архетип Геры.

— Вот оно что! — прозревала очередная кандидатка в богини и принималась искать в себе жену Зевса, погребенную под лишними килограммами, слоями косметики и леопардовыми кофточками.

В то время как на вершине Олимпа сидела Гера, царица богинь и отчаянно икала — оттого, что здесь, в нашей квартире, слишком часто поминали её имя.

Пока тетки искали в себе архетип, это немного отвлекало их от навязчивого звона свадебных колоколов. Некоторые начинали интересоваться чем-то помимо замужества, угрожающий огонь в глазах смягчался, и они становились довольно приятными в общении женщинами. Некоторые и в самом деле выходили замуж.

С таким же успехом им могли бы помочь курсы кройки и шитья или абонемент в бассейн — собственно, любой отвлекающий фактор. Но они шли к моей маме на эти тренинги женской силы, как идут к гадалкам и целителям. Они так и говорили:

— Вы волшебница!

— Что Вы, я просто психолог, — смущенно отзывалась мама.

Я не против, это приносило семье деньги. Но ни с психологией, ни с психоанализом… вообще ни с чем, имеюшим корень «псих», это не имело ничего общего. Разве что с психопатками, которые изредка попадались среди богинь.

Подставные богини — другое дело. Даже выглядят получше. Это знакомые знакомых, которых пригласили специально для съемок.

Ах, да. Забыла сказать. Мама — местная звезда. У нее даже есть свое шоу — почти восемь минут на региональном телеканале. Каждую неделю толпа поклонников собирается у экранов, чтобы послушать мамины советы. Если вдруг шоу по каким бы то ни было причинам не выйдет в эфир, все мамины фанаты будут разочарованы. Все четверо.

Шоу снимают прямо в нашей гостиной. Вообще, иногда это делают в студии, но сейчас не наша очередь. Студия у телеканала всего одна, и там и так проходят съемки унылых местных новостей, прогноза погоды, бредовой передачи о культурной жизни города и даже интеллектуальной программы с призами вроде пледа или набора календариков. Каждый день — одно и то же: «канализацию прорвало, состоялось собрание депутатов, крысы на свалках, депутаты собрались, аварийное жилье, мы уже говорили о собрании депутатов?».

Оператор ворчит, и я держу перед камерой белый лист, чтобы мама потом в кадре не выглядела зеленой.

Нюта пристает к оператору, намереваясь поразить его своими талантами.

— А снимите, как я танцую, — говорит она.

— Угу, — кивает тот.

Нюта самозабвенно танцует, пока он настраивает камеру.

Я держу белый лист между сестрой и оператором.

Макс пытается незаметно прокрасться к выходу, туда же подбирается и отец — но мама с коварным «Ма-альчики!» ловит обоих в коридоре.

Сегодня снимают выпуск о взаимопонимании в семье.

Мы тоже засветимся: в конце стоим все вместе, а мама говорит, что, мол, я звезда, но еще и мать, и все у нас отлично. И все улыбаются, как в рекламе зубной пасты.

Эта сцена удалась лишь с пятого дубля.

Сегодня, возвращаясь из школы, купила себе букет цветов. Поставила в гостиной, чтобы мама думала, будто у меня есть поклонник. Купить цветы — это вовсе не обман.

Все равно никто не спросит, откуда они.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза