Кристофер опять шагнул за портьеры, понимая, что его репутация теперь в руках Эбигейл. Если она покажет его слугам, разразится скандал.
Но по выражению ее лица Кристофер понял, что Эбигейл не станет этого делать, потому что ей от него нужно что-то гораздо более важное, чем обучение искусству соблазна.
И она готова на все, чтобы достичь своей цели.
Когда Кристофер спрятался, Эбигейл стояла, замерев на месте, понимая, что ее тщательно продуманный план рушится у нее на глазах. Как она теперь сможет остановить его после того, что наговорила ему?
И захочет ли?
Эбигейл крикнула, чтобы входили, и отошла в сторону, наблюдая за парадом лакеев, которые внесли в комнату ванну и ведра с горячей водой. Когда горничная расстегнула ей платье, Эбигейл заявила, что у нее разболелась голова, и она хочет побыть одна. Конечно, она выдумала головную боль в страхе, что Кристофер может ненароком выдать себя, например, чихнуть.
Пока лакеи выливали воду, а горничная выкладывала полотенца и мыло, Эбигейл едва сдерживалась, чтобы не бросать постоянно взгляды в сторону окна. Ей в голову пришла скандальная мысль, что если она перестанет быть девственницей, то отец не сможет заставить ее выйти замуж. А если она останется свободной, то сможет доказать родителям, что способна сама зарабатывать себе на жизнь, особенно после того, как в газете опубликуют ее статью о скандальном герцоге.
Но нет, она не отдастся мужчине, чтобы потом предать его, опозорить перед всем светом.
Когда слуги ушли, Эбигейл осталась стоять посреди комнаты, придерживая платье у плеч руками. Стоит ли ей позвать Мэдингли?
Но он сам вышел из укрытия и посмотрел на нее.
Почему это происходит при ярком солнечном свете, а не в темноте? Почему Мэдингли — то есть Кристофер — смотрит на нее так, словно настала ночь и он может теперь отбросить маску благочестия?
Эбигейл вздернула подбородок и заявила:
— То, что я попросила тебя научить меня целоваться с мужчинами, еще не означает, что я буду принимать ванну в твоем присутствии, Мэдингли.
— Меня зовут Кристофер. — Он медленно подошел к ней, потом обошел вокруг. — Какая жалость, горничная уже ослабила шнуровку на корсете. А я так хотел сделать это сам.
Эбигейл на мгновение закрыла глаза, стараясь не дрожать от жара, который накрыл ее волной от его бесстыдных слов.
— Перестань меня дразнить. Я уже начинаю думать, что сделала ужасную ошибку, доверившись тебе.
— Доверившись мне? — Он засмеялся за ее спиной, и Эбигейл почувствовала его теплое дыхание на своей шее. — Нет, ты мне не доверяешь, как и я — тебе. Однако это не значит, что мы не сможем насладиться друг другом.
Эбигейл напомнила себе о цели, которая привела ее в поместье. Она должна разузнать о нем как можно больше.
— Ты часто делаешь это, Кристофер? Разговариваешь подобным образом с девушками знатного происхождения? Разве это не удел любовниц?
— У меня нет любовницы.
Эбигейл почувствовала, как он запустил пальцы ей в прическу и принялся вынимать шпильки, наблюдая, как пряди волос ложатся на ее плечи.
Нет любовницы? Из того, что она слышала об аристократах, это довольно Необычно.
— Я не доверяю тебе, как не доверяю другим женщинам твоего круга. — Он медленно переложил ее волосы на одну сторону, а потом прижался губами к ее плечу.
Эбигейл вздрогнула и закрыла глаза. Ее решимость быстро таяла, и даже предательский разум искал причины, почему ей не нужно останавливать Кристофера.
— Значит, аристократы вроде тебя остаются… невинными до брака? — прошептала она, когда Кристофер привлек ее к себе.
— Невинными? — Он усмехнулся. — К несчастью, женщин держат в более строгих рамках морали, чем мужчин.
— Хочешь сказать, что тебе не тесно в рамках морали, которые свет установил для самых знатных своих представителей? Верится с трудом. Но ты сказал, что у тебя нет любовницы. Ты имел в виду — в данный момент?
— Нет, у меня никогда не было любовницы, — рассеянно пробормотал Кристофер.
Она почувствовала, как его пальцы еще больше ослабили корсет, а потом медленно спустили его вместе с лифом платья вниз, оставляя лишь тонкую сорочку, которая никак не могла служить надежной защитой от Кристофера. Слава Богу, талию опоясывал ряд нижних юбок, но он вскоре добрался и до них и принялся развязывать одну юбку за другой.
Эбигейл собралась с силами и, обернувшись на него через плечо, спросила нарочито-простодушным тоном:
— Значит, ты невинен, как и я?
Кристофер рассмеялся и повернул ее к себе, чтобы хорошенько рассмотреть. Сорочка прикрывала ее наготу, но его пристальный взгляд, казалось, проникал сквозь тонкий материал, от которого грудь покрылась мурашками, а соски напряглись.
Кристофер не мог не заметить предательской реакции ее тела.
— Я потерял невинность в шестнадцать лет, — сказал он.
— Так рано? — поморщившись, спросила Эбигейл.
— Не так уж и рано, — заявил Кристофер. — Я очень хотел стать мужчиной. А когда живешь в пансионе, это довольно легко осуществить.
— Тем более маркизу.
— Та женщина лучше разбиралась в звоне монет, чем в титулах, — пожал он плечами.
— Ты заплатил за первый свой опыт?