Третий работал со свидетелем, а второй в это время помогал первому. Второй заломил мою правую, калечную руку, и они вместе с первым поволокли меня в открытую кабинку.
В стене над унитазом зияла дыра. Вблизи дыры пахло сыростью и каменной пылью. Очевидно, доламывали стенку совсем недавно, начали ломать, когда в банкетном зале выпивали за здоровье моего тезки, президента, закончили, когда воздавали алкогольную здравицу моему художественному таланту. Доламывали стенку недавно, а кирпичики с другой стороны измельчали, скорее всего, накануне ночью. Сортир расположен в подвале, ночные ресторанные сторожа, наверное, пользуются другими удобствами, для администрации, поближе к уличным дверям. Дом старый, капитальный, стены и перекрытия толстые, звукоизоляция завидная, сторожа-охранники, разумеется, ни фига не слышали. А если в была угроза, что они услышат шум из подвальных помещений, то, конечно же, налетчики отказались бы от задумки похищать меня в уборной.
"А если бы я вообще не спустился в сортир?" - подумалось в тот момент, когда к первым двум похитителям, осуществлявшим мое силовое конвоирование, присоединился третий.
Они рисковали, конечно, просидеть без толку в запертой кабинке и оставить понапрасну след для Арсения Игоревича, но в их деле без риска не обойтись.
"А если бы я вошел в сортир, когда там испражнялось штук пять-шесть мужиков? Они бы, рисковые парни, что? Действовали по формуле "мочить всех в сортире" да?.." - думал я, с трудом дыша носом, переваливаясь с посторонней помощью через край дыры.
Не-а! Никого бы они не стали мочить! Парни в противогазах, а значит, припасен у них, к примеру, слезоточивый газ в соответствующих емкостях. Будь в уборной много народа в момент моего здесь появления, они бы всех нейтрализовали газом.
Двое поволокли меня по узкому тоннелю. Третий отстал. Смею предположить - третий установит мину с часовым механизмом, и она вскроет минут этак через десять-пятнадцать емкости с газом, а заодно обрушит тоннель, по которому меня уводят в глубь подземной Москвы. Вонять от завала будет ой как неприятно.
"Дипломат" с драгоценной картиной у Капустина забрали из-под земли, и меня похитили, выражаясь образно, гномы. Тенденция, как говорится, налицо.
На лице, на губах у меня шерстяная перчатка, под ногами хлюпает, перед глазами тьма кромешная. Похитители прекрасно ориентируются вслепую. Впрочем, пока нет нужды ориентироваться - тоннель прямой, как проспект.
Я изо всех сил старался делать больной ногой более широкий шаг, чем здоровой, я шел на скорости, максимальной для моих инвалидных возможностей, и очень боялся споткнуться - по бокам конвоиры выкручивают руки, споткнусь, повисну на неестественно согнутых суставах, и они, суставы, могут не выдержать.
Вообще-то, я умею ходить еще быстрее, но ведь я инвалид, помните? А у инвалида вышеупомянутые возможности ДОЛЖНЫ быть ограничены, и я их сознательно ограничивал.
Я старался не спотыкаться и думал о том, что о местах свадебных торжеств знало слишком много народа: кто из этого числа связан с похитителями - вопрос вопросович вопросов, и вряд ли Арсений Игоревич найдет ответ на вопрос в кубе, ой, вряд ли...
Вспыхнул свет сзади. Фонарик включил налетчик под номером три. Наконец-то я получил возможность рассмотреть подземелье. И ничего неожиданного не увидел. Все в точности, как рисовало воображение - широкий, по подземным меркам, тоннель, четверо по нему легко пройдут плечом к плечу, вдоль стен трубы и кабель, под потолком тоже кабель и конусы жестяных плафонов через каждые пять-шесть метров, лампочки под плафонами, разумеется, не горят.
"Чпок" - странный звук сзади. Что бы это могло быть, чего это чпокнуло?.. Ага, сообразил - это номер третий снял противогаз. Слышу, как шуршит противогазный подсумок.
"Чпок, чпок" - чпокнуло два раза слева и справа, сняли маски мои конвоиры. Закатываю глаза, вижу бледное пятно в темноте, вижу лицо левого конвоира, чувствую, как он свободной от конвоирования рукой прячет маску в подсумок у бедра.
Под масками противогазов нету других масок, и мне сей фактик ой как не понравился. Помнится, племяннику Капустина похитители лиц не показывали, а мне, значит, покажут. И какой же отсюда вывод? Однозначный! Заложнику заранее вынесен смертный приговор. Почему?