Не дрогнет рука.

Выглядел Аркадий Вадимович уже далеко не таким жизнерадостным, как раньше. Его прежде такое свежее и румяное лицо стало желтым. Волнистые, откинутые назад темно-каштановые волосы поредели и поседели. Чудесные черные, слегка масляные глаза под густыми, точно углем выведенными бровями, всегда смотревшие как будто бы ласково и доброжелательно, теперь были усталыми и равнодушными. И даже красивые полные губы, постоянно складывавшиеся, бывало, в приятную, чуть ироническую улыбку, теперь поблекли, и концы их брюзгливо опустились книзу.

Самым любезным образом поздоровавшись с хозяевами, я подошел к гостю, который меня гораздо больше интересовал, чем они.

Он обладал незаурядной, бросающейся в глаза наружностью, был ладно скроен, крепко сшит. Резкие, точно топором вырубленные, его черты отличались своеобразной диковатой силой. Синий подбородок с глубокой ямкой посередине выпячивался вперед, черные блестящие, точно лаком смазанные волосы, разделенные прямым пробором, топорщились на затылке и свисали двумя скобками на виски. Отличный сиреневатый костюм щегольски сидел на нем.

«Вполне вероятно, - подумал я, - что такой незаурядный, даже, пожалуй, красивый мужчина может произвести сильное впечатление на молодую девушку, хотя ему уже, наверное, около сорока».

Не спуская с меня внимательного, пытливого взгляда пронзительных черных с желтоватыми белками глаз, гость, вежливо встав и даже шагнув ко мне навстречу, крепко, по-дружески пожал мою руку.

- Арканов, - произнес он приятным баритоном.

Хозяева пригласили меня к столу, но, когда я отказался, не стали особенно уговаривать.

Радий уселся было за стол, потыкал вилкой оставшееся на блюде костлявое крылышко курицы, бросил его вертевшемуся около стола рыжему пойнтеру и принес из своей комнаты только что купленные им закуски и вино.

Между тем Аркадий Вадимович засыпал меня вопросами: где я, кто я. Но едва я, обманутый этим нехитрым приемом всех неискренних людей, пытался ответить, Аркадий Вадимович перебивал меня на полуслове и принимался рассказывать, что Радик, потерпев неудачу уже на двух факультетах - физико-математическом и географическом, перешел на факультет иностранных языков, но и там не удержался.

Я слушал это бархатисто-журчащее повествование, ругая себя, что чуть было не поверил в искренность своего любезного собеседника и не пустился рассказывать ему о своем житье-бытье, работе и прочем.

Время от времени в наш разговор вмешивался Арканов. Если бы я не запомнил очень хорошо его сочный баритон, то никогда бы не подумал, что со мной беседует тот самый хам, который полчаса тому назад так безобразно дерзил хозяевам в этой самой комнате. Сейчас он производил впечатление хорошо воспитанного, интеллигентного человека. В разговоре он предупредительно поддерживал Аркадия Вадимовича, жаловавшегося на распущенность теперешней молодежи, высказывал мнение, что с молодежью следует держаться построже, по-военному, вспоминал, что в дни его молодости молодежь была честной, самоотверженной и боевой. Слегка углубившись в свое комсомольское прошлое, полное опасностей и лишений, он горько посетовал, что теперь молодые люди уже далеко не те.

- Сказывается тлетворное влияние заграницы, - закончил он свою тираду.

«Вот собачий сын, хамелеон», - подумал я и вежливо согласился с ним, рассчитывая услышать еще что-нибудь поинтересней.

Вошла Ирина. Поздоровавшись со мной, она отказалась от чая и села в стороне, у открытой двери на балкон. Приветливая улыбка, обращенная ко мне, быстро исчезла. Ее лицо стало печальным.

Когда Аркадий Вадимович решил, что вполне достаточно обласкал свалившегося как снег на голову старого знакомого, он осторожно дал понять, что на ночлег в этом доме рассчитывать не следует, и оставил меня в покое, а я, предприняв несколько несложных маневров: поиграв с псом, посмотрев картины на стенах, очутился около сидевшей в одиночестве Ирины.

- Я вижу, что из всей вашей семьи больше всего изменились вы, - начал я - Вас просто нельзя узнать, в то время как Радий, кажется, только вытянулся, а Клара Борисовна еще помолодела.

- Вы бы лучше сказали это ей самой, - чуть улыбнулась одними губами Ирина. - Она была бы в восторге от такого комплимента.

Мы заговорили о медицинском институте, где училась Ирина. Но вдруг, прервав себя чуть ли не на полуслове и понизив голос до шепота, она сказала:

- Я очень боялась, что вы не придете. Мне нужно многое вам сказать, только не здесь. Я хотела поговорить о брате. Ведь вы уже не сердитесь на него? Когда-то вы были так дружны.

- Конечно, не сержусь.

- Сейчас нам не удастся поговорить. Вот если бы вы завтра могли зайти. Днем, около двенадцати, дома будем только няня да я. Она тоже обрадуется, что вы придете.

- Пожалуйста, я постараюсь прийти. А почему вас беспокоит Радий?