Не дрогнет рука.

- Я вам вот что скажу, - вымолвил Василий Лукич просительным тоном, - в ваши дела я не мешаюсь, делайте все, как вам положено по закону, но и над тем подумайте, что я вам о Леньке сказал. Если можно, то я на поруки его возьму. Не думаю, что нельзя его выправить. Не так уж, поди, глубоко в нем эта зараза засела. Я над ним шефство возьму, приглядывать, как за своим, буду. Стыдно мне и за себя и за всех, кто его отца, Ефима Зыкова, знал: не присмотрели мы за его сынишкой, а ведь Ефим за нас на фронте жизнь отдал.

Было уже поздно - пора спать, и старик, сказав Гале, чтобы она не забыла, как в прошлый раз, выключить свет в кухне, ушел к себе.

- Приходите завтра утром к Нефедову, - сказал я Гале, чтобы закончить прерванный разговор. - Я буду там, и мы договоримся, как поступить с вашими парнями. - И уже шепотом добавил: - А насчет меня не беспокойтесь, я сделаю так, как обещал.

- И причините мне большую неприятность, - тоже шепотом ответила она. - Я вам никогда не прощу, если вы переедете от нас. Ведь вы же сами говорили, что пробудете в Борске всего несколько дней.

Она вдруг подошла ко мне и, коснувшись кончиками пальцев моих щек, заставила повернуться к свету. Потом она слегка оттолкнула меня и быстро ушла, опустив голову. Лицо ее, на котором отражалось глубокое страдание, так четко запечатлелось в моем воображении, что когда я улегся в постель и перед сном хотел воскресить в памяти первую встречу с Ириной, Галино лицо заслонило передо мной все, заглядывая мне в душу глазами, полными невысказанной тоски.

Глава двенадцатая ПО ЧУТЬ ЗАМЕТНОМУ СЛЕДУ

Я должен был выяснить, зачем Бабкин приезжал в Озерное, где он был в ночь убийства Глотова, и не ему ли принадлежит тот топор, который весь в крови был найден около трупа старика.

И фельдшер Пальмин, и женщина, ухаживавшая за больной женой Глотова до самой ее смерти, не видели в доме Глотовых такого топора.

Это был настоящий плотничий топор, старинной «кондратовской» стали с клеймом, умело и с правильным расчетом насаженный на березовое, залоснившееся от долгого употребления топорище.

Я уже упоминал, что мне удалось поговорить с квартирохозяином Бабкина. Из разговора с ним я убедился, что в таком хозяйстве, где единственной посудой служила продырявленная, заткнутая тряпкой кастрюля, а постелью - ворох рваного, грязного тряпья, не могла бы задержаться даже на сутки такая дельная, исправная вещь, как топор, за который любой плотник, не глядя, дал бы Бабкину на литр водки. Ясно, что топор этот был где-то украден. Но где?

Я выписал в тресте очистки адреса всех учреждений и лиц, где Бабкин за последнее время чистил помойки, и мы с Нефедовым разослали по этим адресам людей, которые обошли все эти места, расспрашивая всюду, не пропал ли у кого топор. Занятие было трудоемкое, кропотливое, неприятное и длительное. Но в нашей работе не приходится с этим считаться. Я помню: найдя подле убитого в лесу человека пыж, сделанный из исписанного детским почерком листка школьной тетради, мы мобилизовали более сорока человек для того, чтобы пересмотреть во всех школах города тысячи тетрадей и найти ту, из которой был вырван этот листок. А когда тетрадь была найдена у одного ученика, то нам вскоре удалось изобличить его отца в убийстве своего старого знакомого, ссудившего ему деньги на постройку дома.

На этот раз нам тоже повезло. Завхоз школы-семилетки припомнил, что у столяра, ремонтировавшего у них во дворе парты, пропал топор, и он очень горевал по такому печальному поводу.

Не знаю, всякому ли может быть понятно то чувство подъема духа и даже азарта, которое охватывает меня каждый раз, когда среди сумбура недостоверных показаний и путаницы ошибочных версий вдруг блеснет живой огонек надежды на то, что найден правильный след. Так было и на этот раз. Чуть ли не бегом я пустился на розыски столяра, адрес которого услужливый завхоз записал нам на бумажке.

В дверях исправного, по-хозяйски построенного бревенчатого домика меня встретил саженного роста благообразный седой старик, похожий своей окладистой серебряной бородой и волнистыми, ничуть не поредевшими волосами на известный портрет Ивана Сергеевича Тургенева.

Он очень обрадовался, что его «драгоценный» топор нашелся. Но я долго не мог от нею добиться, чтобы он припомнил, кого можно подозревать в краже топора.

- Как на людей грешить? - сказал он наконец. - Не пойман - не вор. Правда, вертелся тогда около меня с разными пустыми разговорами мусорщик, что щепу из двора вывозил, так опять-таки не видел я, чтобы он брал топор.

Я связался по телефону с озерненской милицией и попросил, чтобы доставили топор в Борск. На утро его привезли, и я уложил его в компании с другими топорами на красной скатерти стола в кабинете Нефедова, тоже не менее меня заинтересованного в исходе «очной ставки» старого столяра с его инструментом.