Не дрогнет рука

Что такое произошло? Я и мысли не допускала, что отец мог совершить преступление. Наверное на него наклеветали его сослуживцы. Отец часто жаловался на них. Почему-то на работе его не любили. Положим, характер у него такой, что сам он готов обидеть любого, но преступником он не мог стать. Против этой мысли восставало все мое существо и я готова была на что угодно, только бы защитить его от клеветы.

Вернувшись в комнату няни, я постаралась выполнить просьбу Радия и, не подавая вида, молча сидела и с ненавистью слушала, что с самым невинным выражением лица говорил этот отвратительный человек, который всего несколько минут тому назад казался мне добрым, умным, хорошим.

Когда он ушел, я бросилась к Радию, чтобы узнать от него всю правду, но его не было дома.

Сейчас уже ночь, но он еще не возвратился. Я буду его ожидать. Все равно мне не заснуть. Тоска и отчаяние…

Радий вернулся только на рассвете злой и навеселе.

— Что тебе? — буркнул он, когда я вошла к нему в комнату.

— Мне нужно знать правду. Признайся, ты все налгал вчера, чтобы очернить в моих глазах Дмитрия. Это тебе Арканов велел? Ты не постыдился даже оклеветать отца.

— Оклеветать? Ха-ха! Дура ты слепая. Разве ты ничего не видишь? Скажи, почему он ходит теперь как в воду опущенный? Почему пляшет перед Аркановым на задних лапках? То-то и оно! Так и быть, я тебе открою его секрет, только ты помалкивай. Когда отец купил машину, то залез в долги. Это ему было не по шерсти, и он, чтобы разделаться с ними, уговорил своего бухгалтера состряпать какой-то денежный документик, по которому они получили крупный куш. Однако кто-то что-то пронюхал и начал раскапывать это дело. Отец с бухгалтером чуть не забрякали под суд. Хорошо, что Арканов выручил — дал отцу денег внести в кассу. Но, видно, все-таки хвосты остались.

— А причем здесь Дмитрий?

— Как причем? Я же тебе говорил, что его подослали разнюхать про нас. Нашлись у папаши дружки, которые хотят спихнуть его, вот и раскапывают старые грешки. А для него сейчас разоблачение — смерть. Он спит и видит себя директором. А если вокруг него поднимут эту муть, то разговор пойдет не о директорском кресле, а о скамье подсудимых. Поняла? И как тебе не стыдно, любимой его дочке, добиваться для него такого конца?

— Ты с ума сошел, Радий! Чем же я этого добиваюсь?

— А тем, что шепчешься вместе с нянькой у нас за спиной с разными подосланными шпионами. Плетете им про нас неизвестно что. Не зря же ты нынче заявила отцу, что не хочешь, чтобы его повышали.

Слова Радия об отце так потрясли меня, что я была не в силах спорить. Невольно мне припомнилось, что действительно у отца была какая-то неприятность, связанная с покупкой машины, но в чем она заключалась, я не знала.

«Пойти прямо к отцу и спросить?» — думала я. Но из этого ничего хорошего не могло выйти. Страшно подумать, но за всю жизнь мне ни разу не удалось ни о чем поговорить с отцом серьезно. Сколько раз я заводила с ним разговор о Радии или о том, как отец относится к нам с няней, но всегда такие разговоры заканчивались с его стороны или милыми шуточками, или диким криком.

Недавно отец обмолвился за столом про кого-то из своих сослуживцев: «Еще смеет мне дерзить! Ох и запоет же он у меня, когда я стану директором».

Я тогда, не удержавшись, сказала ему:

— Хоть бы тебя не назначали директором.

Противно вспомнить, что тут поднялось. Я убежала, чтобы не слышать сыпавшихся на мою голову упреков и оскорблений. Теперь Радий припомнил мне эти слова. Он такой же, как отец. Вечно кричит, если ему противоречат.

Сегодня он тоже начал было кричать, возводя на меня всякие невероятные обвинения, и вдруг, обняв меня, заплакал и стал называть сквозь слезы, как когда-то в детстве, тем именем, которое он сам придумал:

— Гуленька, — шептал он, — пощади отца. Неужели этот шпион дороже тебе нас всех? Прости, что я часто тебя обижаю. Ведь я люблю тебя, как прежде. Если ты выполнишь мою просьбу и выгонишь от нас Дмитрия, то я стану совсем другим. У тебя не будет больше причин ругать меня. Мне самому страшно тяжело так жить.

Решимость моя пошатнулась. Эта ласка, которой я столько лет не видела от брата, заставила меня сдаться и согласиться поступить так, как он хочет. Это будет невероятно тяжело для меня. Я ведь ничего не знаю… А вдруг Радий мне все налгал про Дмитрия?

Глава девятая И НЕУДАЧА, И ОБИДА

Девушка — секретарь полковника, которой я уже, наверное, надоел телефонными звонками, интересуясь, не приехал ли начальник, наконец ответила: «Только что явился и прежде всего спросил о вас». Пулей вылетев из телефонной будки, я чуть не бегом помчался в управление. Когда я вошел в приемную, раздался как раз звонок из кабинета — это полковник опять справлялся, не пришел ли я.

«Хоть бы оставил меня работать в Каменске», — подумал я, входя в кабинет и рапортуя о своем прибытии.