Не друзья

Тимур кривит лицо и, сделав последнюю затяжку, щелчком пальцев отправляет истлевшую сигарету в сторону.

— Я предупредил, — произношу сквозь зубы. — Прекрати её запугивать и угрожать.

— Я тоже предупредил, Тихомиров. Причём давно. Попросил, чтобы ты не лез в нашу семью, но ты не послушался.

Он переводит взгляд на меня. Внимательно смотрит и, сузив глаза, качает головой.

— Она ведь с тобой сегодня ночевала, да?

Глава 18

Света

— Доченька, милая, как ты? — спрашивает свекровь, когда мы встречаемся в зале суда.

Тимур удивил. Мало того, что появился со своим адвокатом, так ещё и мать за собой притащил. Ей это зачем? У Эмилии Альбертовны не всё в порядке со здоровьем. Идиот. Зла на него не хватает!

Я обнимаю её за плечи, отстраняюсь и пытаюсь улыбнуться. На мужа принципиально не смотрю. Боюсь, что мои внутренние установки держать себя в руках дадут сбой.

— У меня всё хорошо. Как ваше здоровье?

— Давление шалит, но в целом неплохо. Тимур сказал, что ты переехала. Что-то случилось?

Мысленно чертыхнувшись, спешу заверить, что ничего ужасного не произошло. Просто я нашла идеальное место, где ощущаю себя спокойно и в безопасности. Адрес, конечно же, не называю. Я люблю и уважаю свекровь, но также понимаю, что она не сможет устоять перед напором сына и обязательно меня сдаст.

Прошла почти неделя, как я живу на даче у Богдана. Там так свежо и зелено! За это время я успела познакомиться с некоторыми соседями, облюбовать местный магазин и найти кристально чистый пруд для купания.

— Светлана Алимовна, нам пора, — произносит адвокат.

Он спокоен как никогда. Сказал, чтобы и я не паниковала зря, потому что все вопросы он урегулирует. Мне нравится его уверенность и настрой. Такое ощущение, что адвокат Богдана не боится никого и ничего.

— Да, иду.

— Света, я не призываю… прошу: не бросайся в крайности, ладно? — Свекровь берёт меня за запястье. — Не бывает семей, где вообще не возникает конфликтов. Мой муж однажды тоже мне изменил, но со временем всё плохое забылось. Вытеснили хорошие моменты, которых было значительно больше. Думающие люди будут пытаться обсуждать проблемы, чтобы прийти к компромиссу, а не побегут в суд с заявлением о разводе.

— Эмилия Альбертовна, я много думала на эту тему и поняла, что так будет лучше.

Она кивает, желает удачи. Мы вместе с адвокатом заходим в зал заседаний. Меня потряхивает от волнения.

Суд разъясняет нам права и обязанности, первым выступает мой адвокат, затем — защита Тимура. Я сижу, опустив глаза в пол. Нервно тереблю подол юбки, ощущая, как потеют ладони и становится критически мало воздуха. Судья изучает доказательства по вопросу о разделе совместно нажитого имущества. Когда слышу, как Тимур настаивает на том, чтобы поделить мою дизайнерскую студию, единственное, чего я хочу — заткнуть уши ладонями. Половина из того, что он говорит, — неправда. Мы оба прекрасно об этом знаем.

После прений сторон суд удаляется на перерыв.

Я выхожу в коридор, замечая, что Эмилии Альбертовны уже нет.

— Свет, — окликает меня муж.

— Чего тебе?

Я наконец поднимаю на него взгляд. Тимур выглядит озадаченным и грустным. Наверняка не думал, что после разоблачения предательства всё настолько далеко зайдёт.

— Я хотел предложить тебе спокойно поговорить. Без свидетелей. — Он кивает в сторону адвоката и, после моего утвердительного кивка, следует на выход.

На улице прошла кратковременная гроза и наступила долгожданная прохлада. Я с удовольствием вдыхаю свежий воздух, скрещиваю руки на груди и жду.

— Скажи, ты совсем ни капли не думала о том, чтобы дать мне шанс? Только правду скажи.

— Правду? Думала. Один раз. Но тут же отсекла эти мысли.

Он осторожно касается моего лица и приподнимает пальцами подбородок.

— Один шанс. Дай мне один шанс. И я сделаю всё возможное, Свет. Вспомни, как нам хорошо было вместе. Отпуск в Сочи, пятая годовщина в Париже… Да просто напомни себе: в браке со мной тебе было плохо?

— Нет, — с трудом выдавливаю я.

Тимур тяжело вздыхает и качает головой. Он знал, на что надавить, потому что все эти воспоминания остро врезаны в память и прокручиваются там на ускоренной перемотке.

— Я когда домой возвращаюсь, мне пиздец как одиноко. Никто не встречает, никто не рассказывает, как прошёл день, никто не слушает. Хреново настолько, что хоть волком вой. Если мы помиримся, всё будет как прежде и даже лучше.

— Для чего эти слова? Для чего ты задеваешь меня? Как там говорят? «Прощение — удел сильных»? Так вот, я слабая, Тим. Не могу я.

В его глазах отражается грусть. Я молча возвращаюсь в здание, подхожу к адвокату. Он что-то рассказывает, но его слова пролетают мимо. Мужу однозначно удалось всколыхнуть во мне что-то живое и тёплое. Что-то, ещё до конца не умершее и едва дышащее.

После перерыва судья назначает нам время для примирения сроком в один месяц.

Вернувшись домой, я ощущаю себя совсем без сил. Надо заняться работой, но заставить себя встать с дивана я не могу. Так и лежу, свернувшись клубочком, смотрю в одну точку.