Я уверен, она думает о деньгах, о материальных вещах, но я говорю о фундаментальном сходстве. Едва только задумавшись о подобных откровениях, я уже чувствую себя незащищенным. Я даже со своими братьями почти не говорю о подобном.
– Наши отцы, – раскрываю я. – Им обоим на нас плевать. А должно быть наоборот.
Выражение лица Саутсайд меняется, чуть смягчаясь. Она кладет обе ноги на кровать и скрещивает их.
– Не уверен насчет истории твоего отца, но мой – серийный изменщик, одной ногой в дверях, а другой – снаружи. Я с восьми лет знаю, что он изменяет моей маме, – делюсь я. – Тогда я в первый раз его поймал.
Блу наклоняет голову, и я знаю вопрос еще до того, как она его задает.
– Ты… видел его?
Я киваю и ненавижу себя за то, что помню эту хрень так, словно это было вчера.
– К сожалению, – это все, что я говорю, поскольку почти уверен, что она не хочет подробностей.
– Неверность – это, пожалуй, единственный грех, в котором не повинен мой отец, – делится Блу. – На самом деле, это моя мама сбежала.
Саутсайд издает невеселый смешок, прежде чем опустить взгляд на край своих шорт, который она нервно теребит.
– Иногда я думаю, что это и есть причина, по которой отец так много пьет. Что-то вроде способа заглушить боль от сильной привязанности к кому-то, кто и близко не так предан. Когда она здесь, они ссорятся, как кошка с собакой, но когда ее нет, то он просто не знает, что с собой делать. Поэтому он пьет. Отключается. Становится полным отстоем, – добавляет она.
Я сосредотачиваюсь на ней, на ее истории, задаваясь вопросом, боится ли она, что однажды станет такой же, как ее родители. Я постоянно с этим борюсь. Не хочу быть полным мудаком, как отец. А еще – тряпкой, в которую превратилась моя мать. В глубине души я знаю, что именно этот страх заставил меня превратиться в холодного ублюдка.
– Этим летом я кое-что нашел, – рассказываю я. – Кое-что, о чем я долго не спрашивал. Мне неизвестны подробности. Но я чертовски хорошо знаю Вина Голдена.
Я наблюдаю за ней, пока произношу имя отца, и Блу даже не вздрагивает, просто выдерживает мой взгляд. Это становится еще одним доказательством в пользу того, во что я начал верить в последнее время, – она ни хрена не знает, кто такой Вин Голден, а это значит, что отец сам сочинил историю их знакомства.
Но зачем?
Зачем лгать, что был в ней заинтересован? Зачем лгать, что она одна из охотниц за большими деньгами? Просто чтобы держать меня подальше от нее?
Когда я тянусь за телефоном, чувствую на себе взгляд Саутсайд. Руки бешено трясутся, но я готов рассказать всю правду. Даже учитывая возможность того, что Саутсайд снова разозлится на меня.
Я нахожу ту самую фотографию. Ту, что вызвала во мне невыразимый гнев, который я без вопросов направил в сторону «виновной».
Блу следит за мной, когда я поднимаюсь и подхожу ближе, чтобы передать ей телефон. И когда наконец делаю это… то встречаю только пустой взгляд. Никаких слов.
Я опускаюсь обратно на ковер, но на этот раз ближе, прислонившись к спинке кровати. Наверное, это довольно глупая идея, поскольку известно, что Саутсайд бьет меня, когда я меньше всего этого ожидаю.
– Где ты это взял? – тихо спрашивает она, ошеломленная и сбитая с толку одновременно.
– Она была в телефоне моего отца. Ну, то есть в его
– И ты подумал…
– Я подумал, это еще одно доказательство того, что Вин – это Вин, – встреваю я. Блу снова молчит, уставившись на изображение на экране.
– И тебе, мать твою, никогда не приходило в голову просто
Когда я поднимаю взгляд, то не удивляюсь, что она в ярости – лицо красное, в уголках глаз собираются злые слезы. Блу качает головой, на ее лице отражается разочарование. Я чувствую себя не лучше.
– В этом не было необходимости, потому что я думал, будто знаю все, что мне нужно знать, – признаюсь я.
Она смахивает слезу и отворачивается к окну, вместо того чтобы смотреть на меня или на обнаженную девушку на экране.
– Простой разговор, Уэст.
Я полностью осознаю, что именно так, вероятно, справился бы с ситуацией нормальный человек. Вместо этого я увидел картинку, а потом и возможность исправить несправедливость. К сожалению, я даже не принял во внимание, что Саутсайд может быть невиновна.
За это я никогда себя не прощу.
– Просто бред какой-то, – шипит она, подтягивая колени к груди.
Я опускаю взгляд, когда смотреть на нее становится трудно. Я понимаю, что испоганил все просто по-королевски.
– Если тебе интересно, я никогда не встречала твоего ублюдка-отца, – язвит она. – Да будь он последним мужиком на земле, все равно не обратила бы на него внимания.
Меня душит стыд, но я киваю.
– Думаю, я уже это понял.
Во имя мести я совершил много дерьмовых поступков. А она этого даже не заслуживала.