НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 2. Я РЯДОМ.

- О, девичьи слёзы подушке - это серьёзно. Бугров, тебе в училище пора. Иди, иди сами разберёмся, - вытолкала парня Лизавета.

И только захлопнулась за ним дверь, как девчонки обступили подругу.

- Даш, ты чего.

- Устала, домой хочу, - промямлила она. Ей сейчас больше всего хотелось остаться наедине со своими мыслями о Бугрове.

- Через неделю каникулы, вот и поедешь.

Каникулы, это замечательно. Дашка ждала этого лета, надеялась на него и боялась. Бугрову понадобились по английскому языку дополнительные занятия. Дашка, занимающаяся им в школе и закончившая двухгодичные вечерние курсы параллельно институту, согласилась ему помочь. Объяснил это трудностями третьего курса, навалившимися на него. Решил сам, не запуская, подтянуться к четвёртому, тем более есть, кому помочь. Может, врал или так и было, но все планы Дашки на лето он сломал. Получилось, что время занятий было единственным проведённым с ним вместе и наедине. А мечтала-то, мечтала... Поездить с Бугровым на речку, позагорать на даче, погулять по городу, а вышел - пшик. Отговорившись занятостью, он появлялся только на занятия. А вчера вечером, возвращаясь автобусом с дачи, заметила его в ярко горевшем окне бара, обвешанного проститутками. В тот момент у неё сердце остановилось. Хорошо хоть бабуля не обратила внимания на этот хоровод. Она б устроила ему лекцию часочка на три... Какое уж утром настроение. Правду говорят: лучше не загадывать. Получила дулю с маком. Роман пришёл, как обычно, облитый духами, наглаженный и цветущий. Ему и невдомёк было про Дашкины головоломки. "Купается он в духах что ли?" - злилась она, даже не пытаясь скрыть душившую её ярость. На её вопросы отвечал вяло и нехотя, сосредоточившись на каких-то терзавших его душу думах. Похоже, созрела почва для разговора. Но с чего начать? Сначала спросила, что происходит. Он ответил достаточно расплывчато и сказал, что нужно время. Для чего, зачем? Думай сама. Нет уж...

- Хочу на речку, - заупрямилась всегда молчащая Дашка.

Бугров, засунув руки в карманы, покачался перед ней с пятки на носок, туда -сюда и с сожалением изрёк:

- Не могу, лягушонок, дел много, только на занятия и выкраиваю минутку.

У Дашки глаза превратились в щёлочки, а губы в ниточки. "Ах, так! Тогда получи, у меня не заржавеет".

- На проституток ты время находишь? - выпалила она, отворачиваясь, чтоб не видеть изворачивающегося парня. Счас, размечталась.

- То тоже надо, - не моргнув глазом, ухмыльнулся Бугор.- Природа давит, куда ж от неё денешься. Я мужик... Давай-ка заниматься, вагон времени потеряли на болтовню.

Какой "вагон, какое время"... Как ей хотелось послать к чёрту тот "вагон", стукнуть его толстым словарём по бедовой башке. Накинуться с кулачками на это бесчувственное бревно и поколотить, а ещё лучше поцарапать эту наглую физиономию. Чтоб саднило долго, долго... Но, сглотнув, ставшую вдруг горькой слюну, продолжила занятие. "А кто он мне - никто? Никто. Поэтому вгоняй ногти под кожу, мни листы книг и молчи",- вколачивала она боль в себя. К тому же, вся её спесь проходила через минуту, стоило ему крепко прижать её к себе и чмокнуть в щёку. Если б глупышка Дашка знала, как ошибается. Бугров, внимательно наблюдавший за её метаниями, желал этого нападения, чтобы уже навеки заключить любимую девочку в свои объятия. Самого его связывало по рукам и ногам слово, данное Громову. И ещё больше комплекс собственной ничтожности перед Дашкой. В их отношениях точку должна была поставить Дарья, а она не торопилась. "Значит не уверена. Сомневается",- думал он.

Дашка не медлила, она просто об этом не догадывалась. Это только в кино любовь влюблённые понимают, распознают и принимают правильные решения. В данном случае глаза, жесты не помогли. В жизни человеку дан язык и слова. Не воспользовался случаем мучайся и жди другого.

Бугров, не выдержав насупленных бровей и фырканий, взмолился:

- Думай обо мне что хочешь, но давай попробуем не ссориться.

- Это зависит исключительно от тебя,- поджала она губы. Она нервничала, стараясь не позволить втянуть себя в какие-то его авантюры. Как не старалась держаться гоголем, глаза выдали её.

Сердце его упало, когда он заметил боль в её глазах. Он понял - дразнить её дальше не имело смысла. Поэтому выложил всё:

- Не дуйся, малыш. Деньги я там зарабатывал. Пел в том баре.

Волевым решением, то есть на руки и на стул, усадил он её за книги. И всё потекло как всегда. Разве что при уходе, придерживая дверь она вдруг спросила:

- Ты как ко мне относишься?

Он опешил и сказал глупость.

- Нормально.

- Понятно... Меня тут пригласили... Я сомневалась... а сейчас думаю, пойду.

Потом шёл и ругал себя не жалея красок: тугодум, дурак, кретин... Сам оттолкнул. А если возьмёт и заведёт себе кого-то... Это уж слишком. Он вытянул телефон и принялся звонить Громову.

- Я это я, Роман. Вы повязали меня словом, я как пень... Потеряю же Дашку. Собралась куда-то сегодня идти. Помогайте вот теперь... не пущайте. А могло бы быть всё хорошо у нас, если б не ваша затея со стерильностью дочери.