Не гаси свет

Кристина осторожно вылезла из кровати, но Игги не последовал за хозяйкой: он только посмотрел ей вслед несчастными глазами и начал вылизывать рану. У журналистки сжалось сердце. Звонить врачу было рано, и она пошла на кухню. Ночью Штайнмайер придвинула к входной двери калошницу и водрузила на нее вазу в надежде, что, если кто-нибудь решит вломиться в квартиру, шаткое сооружение рухнет с жутким грохотом и разбудит ее. В комнате было прохладно. Кристина поежилась, запахнула полы халата и подкрутила кран батареи, а потом налила себе чашку черного кофе и намазала маслом несколько шведских хлебцев. Как ни странно, она проголодалась — чувствовала себя измотанной, но хотела есть. Устроившись на барном стуле, женщина начала завтракать, размышляя над ситуацией. Тоска и ужас, пережитые прошлой ночью, исчерпали ее запасы жалости к себе: в отличие от Игги, она больше не хотела зализывать раны. К ней возвращалось то самое, заветное, эмоциональное состояние, которое она называла «Большой Вспышкой Кристины». Обычно Большую Вспышку провоцировало какое-нибудь испытание — за жизнь такое случалось не раз и не два («Знаю-знаю, что ты сейчас вспомнила, крошка, — произнес голосок у нее в голове, — не смей даже думать об этом!»). Всякий раз, оказываясь на дне пропасти, мадемуазель Штайнмайер испытывала прилив энергии и свирепое желание побороть уныние, как будто ее мозг в такие моменты выбрасывал в кровь специальные «сопротивленческие» антитела.

Сейчас, несмотря на почти невыносимые усталость и апатию, все ее мысли сосредоточились на незнакомом мучителе. Если между ними существует некая связь — а она, безусловно, существует, раз он так много о ней знает! — значит, должен быть способ добраться до него.

Да, именно так… За все это время она так и не удосужилась серьезно обдумать ситуацию. Все случилось слишком быстро, будь оно неладно! Кристина чувствовала себя кроликом, выбежавшим на дорогу прямо под колеса колонны тяжелых грузовиков. Она не успевала реагировать и только пыталась уворачиваться — неловко, неубедительно. Но теперь гудящая от усталости голова вдруг прояснилась.

Происшествие с Игги подействовало на женщину как электрошок.

«Он не должен был трогать тебя, малыш, это грубая ошибка с его стороны… Итак, что тебе известно? Думай, думай, думай…»

А известны ей как минимум две вещи: во-первых, незнакомец сумел пробраться к ней на работу — или же у него есть сообщник, кто-то из ее коллег; во-вторых, он достаточно близок к Жеральду и Денизе, раз знает, о чем они разговаривают, — или шпионит за обоими… «Скорее второе», — подумала журналистка, вспомнив фотографии, присланные ей по электронной почте. Остается один вопрос: мотив. Зачем он все это делает? И почему выбрал мишенью ее? Она вычислит его, если узнает мотив.

Кристина поднесла чашку к губам.

«Он пытается меня изолировать…»

Да, то, что мерзавец сотворил сегодня ночью, имело одну цель: оттолкнуть от нее Жеральда и соседей. Теперь Штайнмайер понимала, что история с антидепрессантами должна была внушить недоверие Гийомо, а странное письмо — полицейским… Она не знала, почему ее преследователь так поступает, но это явно часть плана. Ты должна вырваться из изоляции. Во что бы то ни стало. Необходимо найти союзника. Кто подходит на эту роль? Ее мать? («Ой-ёй-ёй! — воскликнул голосок-советчик. — Ты, надеюсь, шутишь?») Нет, конечно, нет. Мама сморщит свой хорошенький носик, поднимет ярко-голубые глаза и… решит, что дочь либо скоропостижно рехнулась, либо всегда была сумасшедшей. Отец? Он уж точно не помощник! Тогда кто? Илан? А почему нет? Илан — надежный, безотказный трудяга и умеет держать язык за зубами, но достаточно ли этого? Впрочем, выбора у нее нет. Ну вот, мало того что она пришла к неутешительному выводу об отсутствии у нее друзей, так еще и паршивец-голосок снова «прорезался»: «Нет выбора? Правда? Ни одной подруги? Никого, кому можно довериться, кроме твоего дражайшего женишка?.. Тебе не кажется, что это о многом говорит, детка?»

Необходимо сделать кое-что еще…