Не гаси свет

— Лазер распознаёт каждое вымя и дает роботу команду на дойку, — объяснил Яблонка.

— У вас большое стадо? — поинтересовался Мартен.

— Сто двадцать голов.

— А сколько стоит такая установка?

— Зависит от комплектации. От ста двадцати до восьмисот тысяч евро…

Сыщик вспомнил многочисленные истории о самоубийствах фермеров, задавленных бременем долгов.

— А когда их отсюда выпускают? — спросил он и получил безжалостный, как нож гильотины, ответ:

— Никогда…

Майор задумался о душевном здоровье коров и быков, пожизненно лишенных света дня. Каждое лето он видел, как пасутся на лугах «мясные» стада — светлые аквитанки, лимузенки… Даже коровы рождаются неравными. Фермеры учатся программированию, покупают роботов, управляющих хранением продукции и наверняка компетентных в куче других областей. Деревня утратила патриархальный облик, обзавелась компьютерами, планшетами, лазерами и видеокамерами.

— Вы ведь приехали не ради разговора о моих коровах… — заметил хозяин.

Сервас взглянул в его ярко-голубые глаза, казавшиеся особенно блестящими на фоне морщинистой, задубевшей от загара кожи.

— Вы снова открываете дело? Почему? — спросил отец художницы.

— Нет, господин Яблонка, не открываем. Мне просто поручено проверить несколько старых дел, — солгал полицейский.

— Зачем?

— Это называется административный надзор.

— Не понимаю, чем вас — или ваше начальство — заинтересовала история с моей дочерью.

Сервас ответил вопросом на вопрос:

— Она выросла здесь?

Его собеседник вымученно улыбнулся.

— Я знаю, что вы думаете, — буркнул он.

— Неужели?

— Вот что я вам скажу, господин полицейский… Мы тут занимаемся конкретным делом. Не спекулируем несуществующими деньгами, не продаем ненужных товаров людям, которые почему-то решили, что не могут без них обойтись. Мы работаем день и ночь. Возможно, только мы и помним о существовании реального мира. И за это нас хотят уничтожить. Но Селия росла среди книг. Приди мне в голову глупая мысль пригласить вас в свой дом — чего я не сделаю, — вы бы увидели, что он заполнен книгами — прочитанными, с пометками на полях… Селия обожала книги. И мы всегда поощряли ее тягу к чтению… У моей дочери были честолюбивые мечты — но не потому, что она хотела сбежать из родного дома, и не ради того, чтобы превзойти родителей. Нет, она просто хотела, чтобы мы ею гордились. Моя дочь возвращалась сюда всякий раз, когда нуждалась в глотке свежего воздуха и поддержке. Весной в наших местах царит красота, и это был любимый уголок Селии на Земле…

Сервас посмотрел на очередную корову, занявшую место у машины. Она все время переступала ногами то вперед, то назад, и муфты снова и снова запускали программу «поиск». В споре с техническим новшеством животное — увы — обречено на проигрыш.

— Селия часто сюда заходила? — спросил он. — Или держалась в сторонке?

Фермер наградил его неприязненным взглядом.

— Она была против установки автоматической системы, — произнес женский голос у него за спиной. — Говорила, что держать коров взаперти, как арестантов, бесчеловечно. И, наверное, не ошибалась… — Хозяйка фермы посмотрела на мужа с укором. — Селия была очень умной молодой женщиной. И уравновешенной. Пока не встретила того типа.

Сыщик резко повернулся к ней:

— Какого типа?

— Не знаю. Мы никогда его не видели. Думаю, важная шишка. И женатик. Дочь не хотела это обсуждать. Сказала только, что встретила потрясающего, необыкновенного мужчину. Сначала она была счастлива. Но потом настроение у нее стало меняться…

Сервас вспомнил слова директора общественного центра.

— Селия никогда не делала глупостей — не то что другие подростки, — продолжала фермерша. — Она была робкой и усидчивой. Потому-то и начала дурить, когда выросла, встречалась с сомнительными личностями… Нескольких мы видели — жалкие типы, притворяющиеся крутыми.

В глазах фермера плескался гнев. Он разъедал его, как рак, отравлял кровь, подобно мышьяку. Скорее всего, этот человек был вспыльчив от природы, но после смерти дочери окончательно лишился самообладания.

— В какой-то момент Селия расцвела, выглядела счастливой, — заговорил он. — Была счастливой, насколько мне известно. К ней пришел профессиональный успех, и это придало ей уверенности. Мы хорошо ладили. У меня… у нас не было других детей, и я всегда баловал Селию.

Он посмотрел на свои сильные загорелые руки с набрякшими венами.

— Селия не рассказывала, с кем встречается, — вновь вступила в разговор мать художницы. — Мы не задавали вопросов, но однажды она захотела открыться, сказала, что встретила человека, который нам понравится. Пообещала нас познакомить — когда-нибудь, когда исчезнут препятствия. Да, именно так она это назвала. Мы сразу поняли, что у него есть семья, и сказали себе: малышка выросла, но в любви осталась по-детски наивной и ее снова и снова будут обманывать…

Она помолчала, пытаясь справиться с волнением, и продолжила:

— В последние месяцы ее мучила депрессия. Она отказывалась говорить на эту тему, но я видела, что моя дочь пугается собственной тени. Чего-то боится. Чего-то или кого-то. Но я никогда не думала, что она… что она…