Не герой

Выглянуть из стрелковой ячейки, покоситься на своих. Так немного успокаиваешься. Видишь подкапывающего стенки воронки Виктора Николаевича, дальше Зван сидит на краю окопа, опустив голову на ракетомет. С другой стороны Димон и Санек в земле копаются, укрытия углубляют. Видишь орудующих лопатками товарищей, с невозмутимым видом шествующего с ручным пулеметом на плече вдоль окопов Ингоря, украдкой пихающего в рот листик коки Димона, и на душе становится легче, отпускает, страх уходит. Если товарищи не побежали, то и тебе нельзя.

Эх, а от десятка Ингоря чуть больше половины осталось. Полегли парни. И Леня погиб, срезало осколком. Десятский между делом просветил своих людей насчет потерь полка, как на духу выложил все, что от подполковника слышал. От орднунга противобронных пушек одно орудие осталось. Бронеходная сотня потеряла полдюжины бронеползов и почти все тяжелые колесные бронеходы. Гаубичный орднунг отбился от лезущей через овраги кайсацкой пехоты, но вражеский огонь не пощадил орудийные расчеты. Хорошо, сотник Микула собрал уцелевших пушкарей-бронебойников и обещает, что сможет выставить полторы дюжины гаубиц с расчетами. О потерях пехоты и говорить нечего, полк уполовинился. Только зенитчики уцелели, но это последний резерв полковника Липатова. Если противник пройдет через пехотные линии, перемелет бронеходы, то на лесных опушках его встретит огонь зенитных скорострелок.

Вскоре противник пошел на приступ. Новая атака. Опять на цепочку стрелковых ячеек накатывается стальная лавина. Прет кайсацкая пехота. Орудия степняков молотят по вендам, выискивают, выковыривают, давят, выжигают огневые точки.

Над головой свистят пули, от грохота разрывов хочется зажать уши руками и свернуться на дне окопа. Гул приближающихся бронеходов и самоходных пушек, лязг железа зачаровывают, заставляют цепенеть, как мышь перед змеей. Кажется, что все снаряды летят в твой окоп, кажется, что кайсаки хотят убить именно тебя. Чтобы выжить и не сойти с ума, остается только одно – не думать ни о чем и стрелять, стрелять безостановочно. Прицелился, дал короткую очередь, перенес огонь на следующего азиата. Целиться надо точнее, тогда не так страшно. Появляется азарт, интерес к жизни и желание дострелять обоймы, а потом… На потом есть малый огнемет и пара гранат. Прорвемся. Выживем!

После третьей атаки полк почти помножили на ноль. Все поле перерыто воронками, заставлено чадящими самоходами, завалено телами павших. От брошенной деревеньки камня на камне не осталось. Прошлись по ней ракетными залпами. Четыре уцелевших вендских бронеполза, прочные, надежные, как топор, пехотные «ТБ-39», спрятались в укрытиях за окопами. Бронеходчики выбрались из чрева своих стальных пушечных таранов и отдыхают, лежа прямо на снегу. Сил подняться или хоть постелить рогожу нет. Единственную гаубицу на руках выкатили на запасную позицию в ложбине за две сотни шагов от окопов. Вручную же подносили боеприпасы, все тягачи разбиты, пушкарей тоже мало осталось.

– Живой? – полусотник Брянский наклонился над стрелковой ячейкой с прислонившимся к стенке Владмиром.

– Нет, убитый, – невесело скривился боец, открыв глаза, и нехотя поднялся на ноги.

Гельмут присел на бруствер, извлек из-под кожанки латунный туесок и протянул Владмиру.

– Благодарствую, – молодой человек глотнул обжигающей жидкости. Крепкое вино провалилось в желудок, растеклось по жилам приятным теплом. В голове зашумело. На лице нарисовалась глуповатая улыбка. Давно не пил. Устал, вымотался так, что рюмка спиртного чуть ли не вырубает напрочь.

– Часа через два они опять пойдут, – тихо сказал полусотник. – Хорошо мы их прижали, из штаба армии передают, в полусотне верст от нас драка идет, каша мясная с кровью. Кайсаки из мешка вырываются.

– А нас бросили?

– Нет, – жестко, с нажимом ответил Гельмут Брянский, – мы передовая застава. За нами дивизия разворачивается, оборону строят. Продержимся до заката, будем отходить.

– А если нет?

– Тогда тем более отходить, кто жив останется, – хохотнул Гельмут. – Ты, Владмир, не спеши погибать, у нас еще дело есть. Помнишь разговор?

– В твоей кладовой?

– Хорошее было время, довоенное…

– Ошибаешься, как раз после начала войны.

– Но для нас-то оно было довоенным!

– Вернусь домой живым… – начал было Владмир и остановился на полуслове.

Не было у него дома, некуда ему возвращаться. В Изяславль? На съемное жилье? А зачем? Нет, нечего там делать. А ведь в Святославле бойца ждет Леночка. Его законная жена, да еще ребенок скоро будет. А своего дома до сих пор нет. Непорядок.

– Вернемся, устроим пир такой, что былинный князь Володимир Всеславович Ясное Солнышко позавидует, – понял по-своему Гельмут.

– Надо еще вернуться.

– Вернемся. Еще одну атаку переживем. Потом затишье будет. Передовую волну кайсаков мы разбили. Пока противник резервы подтянет, пока пробомбит все перед собой, пока части в порядок после марша приведет, к тому времени завтра наступит, наш полк отведут в тыл на пополнение.

– А там и война закончится, – поддержал Владмир полусотника.